Я любил ее за ее душу, за ее красоту, за сложность ее характера и за то, что она была настоящей.
Оттенки гордости, мудрости, молчания, смешанные с бешеной сексуальностью самой чувственной из всех женщин и непосредственность ребенка — контрасты сводящие меня с ума. Она принадлежала только самой себе и владела собой, словно львица в затишье. Красивая, никогда не делала из своей внешности культа, имея на руках столь козырную карту, не кичилась ею, предпочитая добиваться всего силой характера и умом. У нее было лишь то, что она действительно чувствует, и она никогда этого не боялась. Живая и бесконечно сложная, обычная женщина, одна среди многих и все же особенная, не похожая ни на кого. У нее не было полутонов, только крайности, только самые чистые краски, живые эмоции, глубокие, без дна, без берегов. Она была способна на вечную любовь и преданность к тем, кого выбрала сама, подпустила близко к себе и сделала своими. При этом с чужими была холодна и подчеркнуто вежлива — сознательно избирала образ высокомерной, уверенной в себе, эгоистичной манерной эстетки, которая наступит каблуком на горло любому, вставшему на ее пути. Ярлыки, навешанные обществом ее забавляли. Они так удивлялись, узнав, что эта «каменная леди» сажает полевые цветы в саду и помогает животным приютам и детским домам, не крича о своем благородстве на каждом углу. Образ сильной, гордой, бесчувственной стервы не хотел мириться в их головах с ее подлинной сущностью. А она не стремилась никому ничего доказать. Не оправдывала общепринятые стереотипы. Она просто была собой, не выставляла личное напоказ, не хотела нравиться людям и открывала им самую незначительную часть себя, которую они по ее мнению заслуживали или были в состоянии понять. Она выглядела как дьявол и поступала как Бог — в этом и была вся она. Только я знал ее настоящую. Вспыльчивую, верную, трепетную, нежную, ранимую, понимающую чужую боль, деликатную к чужим ранам, способную сострадать, плакать и любить. У меня не было времени размышлять кто она — спасение или незамедлительная смерть, восточные сладости или яд кобры — я просто выбрал ее, когда ослепленный ее демонической красотой, все же сумел разглядеть сердце ангела, и не прогадал, и не могу оторваться от этой женщины ни на минуту своей жизни. Потому что она обезоруживала своей естественностью, искренностью в мире живых, бездушных кукол. Она никогда не была идеальной. Но она всегда была собой. Собой до мурашек. И этим убила всех других моих женщин. Я погружался во тьму, а она несла мне свет. Она снимала платье, а я отдавал душу.