На море — на океане,
На острове Буяне
Есть бык печёный.
В одном боку у быка
Нож точёный,
А в другом чеснок толчёный.
Знай режь,
В чеснок помакивай,
Да вволю ешь.
Худо ли?
То ещё не сказка,
А присказка.
Сказка вся впереди.
Как горячих пирогов поедим,
Да пива попьём,
Тут и сказку поведём.
Жил когда-то царь Дадон,
Был он грозен и силён,
И соседям не для виду
Наносил порой обиду,
А чтоб собственный народ
Жил без бед и без забот.
Чтобы царство процветало,
Сотворил Дадон немало,
Но от жёнушки своей
Не дал Бог ему детей:
Ни наследника престола,
Ни царевен — дочерей.
Так какая же причина,
Что печальная кручина,
Или порча втихаря
Поселились у царя?
Почему он не отец,
Хоть и с виду молодец?
Откровенно Вам скажу
Я совсем без куражу:
У царя недоставало
Кое-что, что очень мало,
И всего-то ничего,
А из пары — одного.
Много это или мало?
Но «его» недоставало!
Как бы это объяснить,
Чтоб вульгарным не прослыть?
Языком литературы,
И изысканной культуры,
Помоги, Великий Бог!
У Дадона между ног…
Нет! Цензура говорит,
Дальше сказке путь закрыт:
Слишком это уж понятно,
И звучит почти развратно!
Так иначе так и быть
Постараюсь разъяснить:
Вот любовное огниво,
Чудо корень — просто диво,
Пять вершков! В часы прилива
Поднимается игриво.
Но из братцев детородных,
(Что у всех мужчин по два),
Был один, и тот бесплодный.
А второго не бывало
От рожденья у царя,
Сколько лекари ни бились —
Получается зазря.
Сразу, как Дадон родился,
Всяк, конечно, удивился:
Как могла Природа — Мать
Так царевича создать?
Но пришлось ему смириться,
Суждено, коль так родиться,
Нужно дальше крест нести,
Спаси, Боже, и прости!
Время шло, подрос Дадон,
Пробил час — взошёл на трон,
Начал твёрдою рукою
Править он, но нет покою
Ни царице, ни ему,
Только горю одному.
Тщетно юная царица
Всё молится и молится:
Дай мне, Боже, понести,
Коль виновна в чём, прости!
Но Господь молчит в ответ,
А потомства нет и нет.
Как-то раз, одна гадалка
(Государя, верно, жалко
Стало ей, и)… втихаря
Предсказала, что царя
От бесплодия избавит,
И наследника оставит,
Не лечение пустое,
А яичко золотое,
Если курочка снесёт,
Что у ведьмы — хохотушки
На краю земли живёт.
Ведьма эта не простая,
А затейница большая!
Коль её обидеть очень,
То до смерти захохочет.
Коли ведьму удивить,
Может щедро наградить!
Как про это царь узнал,
Мигом он Совет собрал:
И лакеев и придворных,
Даже евнухов покорных.
Огласил им всем приказ:
«Если сможет кто из вас
Службу славно сослужить,
То яичко раздобыть,
Кем бы прежде ни был он,
Князем будет наречён.
Также щедро награжу
Удальца, и прикажу
Дать с казны ему добра:
Два — пять шапок серебра,
То есть это будет десять.
Коль найдёт, велю отвесить!»
Взглядом он Совет обводит,
И поближе к ним подходит:
«Ну, кто может мне сказать,
Где колдунью отыскать?»
Но в ответ Совет молчит,
Ветер лишь один свистит.
День стоит Совет в смятеньи,
Ночь застыл в оцепененьи,
Призадумался Совет:
Дать царю какой ответ?
Близок час уже рассвета,
Нет ответа у Совета.
Лишь под утро, наконец,
Самый старенький скопец
Пред Дадоном ниц упал,
И такую речь держал:
«Не гневися, Государь!
Дело это было встарь:
Знал ещё с младых ногтей,
В годы юности моей,
Ведьму я одну старушку,
Не простую — хохотушку.
Все болезни исцеляла,
Члены дивно поправляла,
Стоит ей захохотать,
И недуга не видать!
Смех простой — её лекарство,
Но далёко это царство.
Если кто её найдёт,
Твой недуг тотчас пройдёт».
Восклицает царь Дадон,
А во гневе страшен он:
«Мигом ведьму мне представить,
Не захочет, так заставить:
Колдовать и день и ночь,
И беде моей помочь!
Ну а, если же обманет,
И яичка не достанет,
Я шутить то не люблю,
Сжечь колдунью повелю,
В „чистый чЕтверг“ на дворе,
Пусть хохочет на костре…»
Чему быть — тому бывать,
А судьбы не миновать.
Без огласки, по секрету,
По всему, по белу свету
Разослал Дадон гонцов —
Удальцов, да молодцов.
В дальних странах побывать,
Чтоб колдунью отыскать.
И гонцы по миру рыщут,
Неустанно ведьму ищут.
Минул год, другой вослед,
Никаких известий нет.
Лишь на третий, наконец,
Самый въедливый гонец,
Что и день, и ночь искал,
Вдруг на ведьмы след напал.
Он в дремучий въехал лес,
Видит перед ним дворец,
Из дворца того старушка,
Ковыляет хохотушка,
Вся согбенная с клюкой,
И с ногою костяной!
Только носом повела,
Так воскликнула она:
«Много лет уж миновало,
Как я русский дух слыхала!
Кто бы ни был, покажись,
Пред очами появись».
И предстал пред ней гонец…
«С чем явился, молодец?» —
А гонец не робок был,
Тут же ведьму приструнил:
«Ах ты — старая карга,
Костяная ты нога,
Ты сперва бы: накормила,
Сладким мёдом напоила,
Баньку молодцу стопила,
А потом уже спросила!»
Ведьма очень удивилась,
Завертелась, закрутилась,
Изо всех колдовских сил,
Всё о чём гонец просил,
Быстро сделала она,
И уселась у окна.
После баньки наш гонец
Входит к ведьме во дворец,
Поклонился неумело,
Рассказал царёво дело,
Как царь — батюшка рождён,
И чего же он лишён.
Ведьма всё сообразила,
Так гонцу проговорила:
Хоть задача непростая,
Как помочь беде я знаю.
Убирайся с глаз долой,
Приходи на день восьмой,
Дам посылку и ответ,
Я тебе в восьмой рассвет.
После ведьма собралась,
И в чуланчик заперлась,
Семь дней кряду хохотала,
Всю неделю колдовала,
Даже тёмны силы ада
Привлекла (так было надо).
Ей из ада во дворец
Главный чёрт принёс ларец
Под яичко золотое,
И взмолился: «Нет покоя
Всему аду моему.
Всё в веселье, всё в дыму.
Черти все в аду хохочут,
И котлы топить не хочут,
Им и грешники под стать,
Не желают, вишь, страдать!
Сладко им на сковородке,
Раздобыли где-то водки,
Пьют, и пляшут, и поют,
И чертям по морде бьют.
Не пора ль, чтоб чары сняли,
Хохотать мы все устали.
Это ж — Ад! Тебе ль не знать?
Тут положено — страдать!»
Чёрту ведьма отвечала:
«Предстоит ещё немало,
Колдовать и ворожить,
Чтоб больного исцелить.
Чтоб вернуть Дадону силу,
Чтоб ему потомство было,
Лишь такое колдовство
Нужно, чтобы помогло!
А теперь ларец давай,
И домой к себе ступай.
Утром завтра, не сейчас,
Всё уладится у вас.
Чёрт колдунье поклонился,
В Ад немедля воротился,
Стал чертей своих бранить,
И порядок наводить.
Тут и курочке пристало,
«Ко — ко — ко» запричитала,
Поднатужилася птичка,
И снесла она яичко:
Не простое, золотое,
Да волшебное какое!
Ведьма сразу из чулана,
Вынув руки из кармана,
Вышла, то яйцо взяла,
Тихо в горенку вошла,
Там в салфетку завернула,
И в ларец под ключ замкнула.
А затем она гонца —
Удалого молодца
Так напутствовала тихо:
«Избежать тебе, чтоб лиха,
Вот те ларчик, поезжай,
Но в пути не открывай,
Да смотри, не любопытствуй…
Всё само собой случится.
Волноваться нет резону,
Благодать придёт к Дадону:
Обретёт мужскую стать!» —
«Как?» — «Тебе не надо знать!»
С тем отправила гонца,
Дав на путь ему сальца.
Долго ль, коротко ль скакал
Наш гонец, пока устал.
Разнуздал коня он в поле,
Попасётся пусть на воле,
Харч дорожный разложил,
Выпил водки, закусил.
А под ложечкой сосёт:
«Что же он царю везёт?»
Мысль шальная ум тревожит,
Ухо он к ларцу приложит,
Слышит тихое: «Тук — Тук».
Весь ларец кругом обнюхал,
Ничего не чует нюх.
Поглядеть не худо б было,
Что колдунья положила.
Про наказ её забыл,
Любопытно ж — нету сил!
И решился наш гонец,
Отомкнул ключом ларец,
Но лишь крышку он поднял,
Пленник прыг и убежал.
Поселился в норке жить,
И гонца давай дразнить.
Начал тут гонец браниться,
Беглеца обратно звать,
Салом, хлебом зазывать,
Налил водочки до края…
Нет! Еда совсем другая
Беглецу тому нужна,
И полезна и важна!
Чем в ларце пустом сидеть,
Лучше в норке песни петь,
Без печали и тревоги!
Вот идёт по вдоль дороги
Несравненная красой,
Дева с русою косой.
В ноги ей гонец упал:
«Ой, спаси меня, пропал!
Помоги, краса младая,
Посмотри - беда какая.
Не могу его словить,
Как тут горю пособить?»
Дева лишь взглянула только
И промолвила тихонько:
«Дело, прямо скажем, скверно!
Но не нужно унывать,
Стоит мне лишь показать,
Прибежит само наверно.
Отвернись», - ему сказала,
И лишь только показала:
Наш беглец из норки мчится,
В дверцу девичью стучится,
Нетерпением горит,
А девица отвечает:
«Без комплекта вход закрыт!»
В руку то яйцо берёт,
И гонцу тотчас сдаёт.
Без раздумий молодец
Запер беглеца в ларец,
Позабыл свою тревогу,
И отправился в дорогу.
Хоть и долог путь гонцу,
Но и он пришёл к концу.
Вот усталый подъезжает
Прямо к царскому дворцу,
С ходу ларчик вынимает
И с ключом сдаёт стрельцу.
А стрелец недолго был,
И царю его вручил.
Открывает ларец царь,
И яйцо кладёт на ларь,
Весь от радости сияет
И, конечно же, не знает,
И не ведает, не ждёт,
Что сейчас произойдёт.
Тут как мышка прошмыгнула,
Только хвостиком махнула…
А яичко то свалилось,
И с крылечка покатилось,
Об корытное бревно
Тут разбилося оно.
Из скорлупки не цыплёнок,
А малюсенький ребёнок
Выбрался, ступает на пол,
Тихо молвит: «Здравствуй, папа!
Я царевичем рождён,
А зовут меня Гвидон».
И растёт ребёнок, прям
Не по дням, а по часам,
И хорош лицом, и телом,
И умён не по годам.
Это просто чудо было!
В это время… засвербило
Так в дадоновых штанах,
Что не виделось и в снах.
Из незримого эфира,
Царства Нимфы и Сатира,
Благость тихо заструилась,
И к Дадону устремилось,
Словно маленькая птичка —
Государево яичко…
Вот оно вошло в царя,
Всколыхнулася заря,
Вновь пришла мужская сила,
Кровь Дадона забурлила,
Предсказанья точно сбылись,
Братцы два соединились!
Снова вместе, а в средине —
Самый главный исполнитель!
Сунул руку царь в карман,
Убедился — не обман,
Всё в комплекте, честь по чести,
Рвутся в бой втроём, все вместе!
Трудно было в то поверить,
Царь Дадон решил проверить,
Он с царицей удалился,
В исцеленьи … убедился!
И блажен, и счастлив был,
Праздник в царстве объявил,
Целый месяц пировали,
Две недели отдыхали.
Весь Совет доволен был —
Царь их щедро наградил!
Ведьме отослал в подарок
Заспиртованный огарок,
А скопцу дал сгоряча
Шубу с царского плеча.
И гонцу, как обещал,
Титул княжий сразу дал,
Серебра — не шапок десять,
Двадцать! приказал отвесить.
И поместье и дворец
Получил ещё гонец.
Вот и сказочки конец,
А кто слушал, молодец!
Эпилог:
Зажил наш Дадон счастливо,
Правил царством всем на диво,
В меру кушал, в меру пил,
В меру головы рубил.
Но пришла беда другая:
Вера в царстве — никакая!
Много горя и забот
Стал испытывать народ,
И томился, и страдал,
Но Перун не помогал.
Чтобы Лихо миновало,
Та же ведьма подсказала:
Из языческого царства
Перейти во христианство!
И Дадон наш первый взял,
Да крещение принял.
Имя старое забыто,
Имя новое — Никита
Взял себе и счастлив был,
А потом народ крестил.
Тут пошли дела такие:
Ближе стала Византия,
И торговля расцвела…
И царица понесла,
Вместе с ней её фрейлины,
И прелестны, и невинны.
Девять месяцев прошло,
Время родов подошло.
Удивленью нет конца,
У Никиты — удальца,
Все от разных матерей,
Сорок дивных дочерей,
Сорок девочек прелестных,
Все с секретом интересным,
Родилися в один час,
Но о том — другой рассказ!
2012
Продолжение моей нескромной сказки смотри нескромная сказка Александра Сергеевича Пушкина — «Царь Никита и сорок его дочерей».
Стихотворный размер у обоих сказок одинаков, сюжет у обоих сказок также похожий. Но именно этого я и добивался.