И там, где мне уже не стать другой,
на том забытом старом фотоснимке,
я всё ещё машу тебе рукой,
как будто ты и впрямь отсюда видишь
меня другую, ту, где я тобой
всё одиночество своё (как сладким кремом
эклеры наполняют) наполняла,
где каждый вечер я брала билет в твою реальность,
чтоб на фотоснимке
вот так смотреть в тебя из года в год…
Проходит всё, но это не пройдёт.
Я знаю точно, это не проходит.
Как не проходит детская печаль…
Моих родителей осталась половина.
За эту половину я боюсь
и каждый раз ей уступаю место
в партере — пусть внимательно глядит
туда, где я упрямо прорастаю в её потомков,
где из раза в раз не оправданьем, но определеньем
я заполняю трещины в коре
и весь свой сок вгоняю в эту крону.
А тень моя всё бродит по перрону,
совсем в другой истории, совсем…
Совсем в другой истории ты спишь
со мной в обнимку, смерть проходит мимо,
и наша нежность так невыносима, что просыпаться страшно.
Вопреки
чужим расчётам мы друг друга стоим.
Когда соврут вокзальные часы,
нас кто-то выдернет из этой странной жизни,
одним рывком, нечаянно вдвоём,
и в небо окунёт, как в проявитель,
и мы проступим снимками на нём…