Когда я училась в классе пятом, кто-то отдал мне поношенную натуральную каракулевую шубку. Мать подремонтировала петельки, перешила пуговицы, и я стала важничать, идя в шубке по улице.

Но был у этой вещи небольшой недостаток: с невидимой стороны правого рукава была изрядная проплешина, как будто прежний хозяин или хозяйка, спускаясь по лестнице, сильно налегали правой рукой на перила.

Я старалась ходить, прижимая выпрямленную правую руку к боку, как протезную. Чтобы не увидели, что шубка с дефектом.

Всегда, когда мы шли вместе с Томкой, и если кто-то из встреченных знакомых говорил: «Ганя, какая у тебя шубка шикарная!» — подружка хватала мою правую руку и задирала её вверх, чтоб продемонстрировать лысый рукав. А я краснея, оправдывалась: Я её сильно долго ношу, с двух лет!" А Томка тут же добавляла: «Она врёт, ей недавно на бедность подали!»
Вот такая у меня была злая и завистливая подружка.

Он Анну Ахматову гадит,
И белые руки скрестив,
Он гладит цветок на халате —
И взгляд у него похотлив.
Сейчас я отвечу сурово
И прочь из хором уплыву,
Но он достает Гумилева,
И томик прижав к рукаву,
Другою рукою листает,
Листает, листает, листа…
А я на диване такая
Сижу и ласкаю кота.

Муж давно рассказывал.
У них в деревне умер парень, мужа ровесник. Свекровь работала санитаркой в больнице, пошла в покойницкую, посмотреть…
Дома говорит сыну: «Лежит он весь такой хороший, а пятки у его грязные, заскорузлые. Ой, Леня, мой ноги!»

Типа чтоб не позориться, если представишься.

Молчание не такой окончательный приговор, как подчеркнутая приветливость и вежливость, и вроде все как прежде, но руки обнимают уже одну пустоту…

Она протянула мне руку, которую я не знал как взять, и я сломал ей пальцы своим молчанием