Мы побывали на Луне, мы покорили глубины океана и сердце атома, но мы боимся смотреть внутрь самих себя, потому что предчувствуем, что именно оттуда происходят все конфликты.
Т.Маккенна
СВЕРХЧЕЛОВЕК КОММУНИСТИЧЕСКОГО БУДУЩЕГО: ПРОВАЛИВШИЙСЯ ЭКСПЕРИМЕНТ
Часть первая
ЗАРОЖДЕНИЕ И ИДЕОЛОГИЯ
Марксизм родился раньше ницшеанства. Слова своего Заратустры, провозвестника сверхчеловека, Ницше начал класть на бумагу в тот год, когда Маркс умер. Но призрак сверхчеловека бродил по Европе задолго до того, и «сумрачный тевтонский гений» оказался особенно падок на эту идею — немецкие литераторы, Маркс, Ницше и «развившие» его ницшеанцы, затем идеологи Третьего Рейха, опустившие ницшеанство до биологического, расового уровня. Однако Маркс упаковал эту идею в учение о коммунизме, перевернув ее с ног на голову, — да и само это слово не употреблял. Сверхчеловек у него не аристократ духа и обитатель недоступных вершин, как у Ницше, а единица из миллионов таких же сверхлюдей. Марксизм равнодушен и даже враждебен к отдельной личности, фигура одиночки в нем невозможна. Но он порождает образ спаянного, неделимого сверхчеловечества — цельного организма с единой волей и единым духом. Каждый член этого организма, конечно, подчинен другим. Но как целое такое сверхчеловечество не знает над собой никаких внешних «моралей» — морально для него лишь то, что служит его распространению во вселенной.
У Ницше философия сверхчеловека адресована культурным верхам. Маркс же свою идею направил в низы общества, заставив почитателей уверовать, что к рывку в сверхчеловечество способны лишь те, кто зарабатывает наемным трудом. Именно пролетариату Маркс доверил задачу создания идеального человечества, суперсоциума, вдохнув в рабочий класс и его вождей всю силу своего презрения к «ничтожеству» буржуазно-капиталистических верхов и энергию собственной воли к власти, к господству над миром.
Неудивительно, что адепты марксизма и ницшеанства, не подозревая о своем дальнем родстве, но инстинктивно чувствуя его, отталкивались друг от друга, как и сам Ницше ненавидел «социалистическую сволочь», — а спустя время последователи их стали смертельными врагами и сошлись в чудовищных мясорубках Второй Мировой войны.
Впрочем, надо полагать, ницшеанцев немало было и среди российской интеллигенции, часть которой влилась в ряды большевиков и подпитывала их идеологию своими представлениями о сверхчеловеке. Некоторые тексты Горького, например, — это гимны сверхчеловеку («Буревестник», сказка о Данко из «Старухи Изергиль»), под стать поэтическим провозглашениям Заратустры. Даже во внешности «пролетарский писатель» копировал Ницше. О самих «старых большевиках» красная интеллигенция, рупор советского агитпропа, создавала позднее легенды как о настоящих сверхлюдях — «титанах» революции без страха и упрека, пламеневших огнем великой борьбы за преображение мира…
Первейшим условием сотворения трудящегося сверхчеловечества было, после взятия власти, уничтожение всего, что олицетворяло старый мир и его «кандалы». Как у Ницше «навьюченный верблюд» сбрасывает с себя груз и превращается в льва, что знаменует первый этап становления сверхчеловека, так пролетариат освобождается от «цепей» и издает львиный рык — его зубы, лапы и когти не знают пощады, убивая пигмеев-врагов, державших его прежде в оковах, т. е. «буржуазию».