Бог, если хочешь знать, не в церкви грубой той
С подсвеченным её резным иконостасом,
А там, где ты о Нём подумал, — над строкой
Любимого стиха, и в скверике под вязом,
И в море под звездой, тем более — в тени
Клинических палат с их бредом и бинтами.
И может быть, ему милее наши дни,
Чем пыл священный тот, — ведь он менялся с нами.
Бог — это то, что мы подумали о Нём,
С чем кинулись к Нему, о чём Его спросили.
Он в лёд ввергает нас, и держит над огнём,
И быстрой рад езде в ночном автомобиле,
И, может быть, живёт он нашей добротой
И гибнет в нашем зле, по-прежнему кромешном.
Мелькнула, вся в огнях, — не в церкви грубой той,
Не только в церкви той, хотя и в ней, конечно.
Старуха, что во тьме поклоны бьёт Ему,
Пускай к себе домой вернется в умиленьи.
Но пусть и я строку заветную прижму
К груди, пусть и меня заденет шелестенье
Листвы, да обрету покой на полчаса
И в грозный образ тот, что вылеплен во мраке,
Внесу две-три черты, которым небеса,
Быть может, как теплу сочувствуют и влаге.