Антиподное лето. Февраль от жары разомлел,
развалился, разнежился на эвкалиптовом воздухе —
словно ящерка, что под окном распласталась на ворохе
заскорузлой листвы. На прожаренной этой земле,
прокалённой, калеченой засухой, чёрной — но заново
выпускающей жизнь на смолистую, жжёную паль —
на земле этой южной удушливо-пряный февраль —
ни пролётки, ни слякоти — будит несытое зарево
кровожадных пожаров. И дарит искристую синь
беззаботного пляжа, где шумно, и девочка пляшет
у останков рождественской ёлки. Раздет апельсин —
ароматное солнце. У берега — брызги и радуга.
Австралийский февраль — это жизнь. Он калечит и радует.
Что же, радуй, резвись. Буду ящеркой юркой лежать
на ладони у света, вдали от угара и сора,
даже зная — однажды сюда доберётся пожар —
и обнимет меня. Убаюкает. Может быть — скоро.