Мне было шесть. Мне было восемь. Я падала с качелей оземь, искала к стройке тайный лаз, и мама злилась не на шутку — и становилось даже жутко от взгляда недовольных глаз. Я верила во всё, что знала, пусть знала мало, мало, мало, я шла упрямо до конца, я рисовала на обоях [наказывали нас обоих — меня и брата-сорванца]. А на ночь мне включали Баха.

И дни ползли, как черепаха, и каждый месяц был как год. Мне снились Гарри, и Алиса, и Принц, оставшийся без Лиса, и Элли, и Чеширский Кот. Я верила в волшебный замок, уютный самый, тёплый самый, в реальность выросший из книг. Я верила тогда страшилкам, и оттого тряслись поджилки, хотя и был включён ночник. Я знала: вечно юный Питер шепнёт однажды ночью: «Спите? Вставайте, время улетать!» Я верила всем сердцем в чудо — и оттого был сон мой чуток.

Теперь не то. И я не та. Я стала старше, как хотела, сменила глупости на дело, из сказок выросла давно. Осталось знание в наследство: нет лучше времени, чем детство.

И безвозвратней, чем оно.

у приёмной Небес недовольных услугами прорва.
все идут со своим, и у каждого собственный брак:
гарантийный талон на любовь был утерян иль порван,
друг по акции больше не друг. он сломался. он враг.
и теснится толпа, и гуляет над ней возмущенье:
как ты мог обмануть, ненадёжный, изменчивый бог?
позовите его! пусть прилюдно попросит прощенья!
позовите его! как он мог, как он мог, как он мог?
и кричат, как зверьё, и рычат, и хулят, и поносят:
что, боится теперь? он мне счастье моё задолжал…
… показать весь текст …

здравствуй, моя дорогая Л.
ты извини за неровный почерк —
пальцами, ломкими, словно мел,
сложно плясать по изгибам строчек.
как ни пытайся писать ровней,
боль всё равно слово «ты» изрежет.
я научился жить вместе с ней.
и вспоминаю, как — без, всё реже.

знаешь, моя дорогая Ю,
я отпечатал тебя под кожей:
сонную, ласковую, мою,
с тёплой улыбкой, с невольной дрожью.
как я могу позабыть твой смех,
… показать весь текст …