Рассказать тебе о моей катастрофе, девочка? Показать полигон, что ядерным взрывом выжжен?.. Сквозь огонь или медные трубы?.. Но это мелочи. А из крупных купюр остается простое: выжить. И ведь не было боя, снаряды дождем не падали, не атака пришельцев, не новая мировая… Это мы отравляли наш воздух, дышали ядами, друг от друга себя потихонечку отрывая, лоскутками обвисшей кожи сходили, клочьями, даже тело июня пахло сожженным августом…

Брось монетку — еще вернешься, когда захочется…

Можно я помолчу о том, что внутри?

Пожалуйста.

.
Заходишь в глаза. Глаза, как хрустальный зал. Такими глазами смотрят на образа. В прожилках ресниц холодная бирюза. Ныряешь в зрачок, и свет остается за тяжелой портьерой… А ты — у нее внутри. Пустых коридоров путаный лабиринт, под каменным сводом лучина едва горит, ты слышишь своих шагов напряженный ритм, спускаешься ниже — в опасную глубь ее, и воздух почти осязаем, гудит и бьет, и вдох проникает медленно, как копье… Но то, что ты ищешь — дальше. Идем, идем. Седые ступени от сырости чуть бле…
… показать весь текст …

Что там сейчас? Потоп? Неурожай? Возьми билет и просто приезжай — смеяться, плыть: Нева невероятна, на теплоходах пледы и вино, и если мы не виделись давно, то стоит в это лето бросить якорь. Есть день луны, и есть условный срок курсивом оказаться между строк, стать лилией, жар-птицей, амулетом, смешать все карты, выйти за поля, воспользоваться правом позволять себя другу другу, обходя запреты. Есть мессы, бесы, только нас, босых, крылатых духов взлетной полосы, полночных странниц, ангелов бумажных не отпускали стражники к реке и память на коротком поводке пытали тем, что, в сущности, неважно.
Есть тысяча причин, и мы молчим, и знаем честь, и не храним ключи от душ /но помним: были дубликаты/.
Который час, мой свет, который час? Я начинаю по тебе скучать настойчиво. Скажи, с чего начать?
С того, на чем закончили когда-то.