Маленькая русоголовая девочка сосредоточено разглядывала железнодорожную насыпь из гранитных камешков, выбирая самые интересные. Искорки внутри делали их по-особому нарядными.
Тяжелый ранец стоял возле ясеня, там тоже было интересно, можно наделать самолетиков.
А чуть дальше есть насыпь из ракушняка, там столько интересных ракушек можно выбрать!
Еще очень тепло, даже жарковато в форме, середина сентября, некоторые девчонки еще продолжают щеголять в белых фартушках и пышных бантах.
Но для нее такой наряд — это первый и последний звонок.
А так — хвост на резинке и черный фартук. Его стирать можно редко, а главное нет «крылышек», которые надо выглаживать.
В портфеле еще целый пряник, очень нравился, что он тугой, сразу не съешь и стоит 10 копеек. Пока откусишь, пока прожуешь, быстрей наедаешься. Это уже из собственного опыта.
Услышав далекий стук колес, отходила подальше, задирала голову и пыталась рассмотреть что-то в быстро мелькавших вагонах.
Иногда из окна кто-то махал и она радостно отвечала тем же.
Домой можно было не торопиться, все равно никто не ждет.
А вокруг столько интересного, ну разве непрочитанная книжка могла заманить пораньше.
Но в библиотеке почему-то разрешали брать по четыре книги за раз, два раза в неделю, а читала она быстро.
Так что сегодня можно еще пойти посмотреть «горку», там где формируют поезда.
Библиотека вообще казалась таинственным и прекрасным миром, там даже запах стоял особый.
Было странно, что женщина, которая там работает постоянно злая и всем недовольная, потом для себя решила, что это потому, что ее отрывают от чтения, а так ей же можно сидеть и все время читать.
Такая хорошая работа!
Но уже решено стать астрономом.
В ее возрасте довольно странное желание, даже учительница переспросила:
— Кем, кем? Гастрономом?
Это когда на уроке разбирали профессии.
Недавно открыли магазин с таким названием, красивые изгибающиеся ступени, а внутри настоящий маленький кафельный бассейн, где плавали толстолобики и карпы, их можно было купить.
Наверное, решила, что девочке понравилось и захотелось работать в таком магазине.
— Нет, астрономом, звезды учить.
Это старый, неизвестно откуда попавший, учебник астрономии произвел неизгладимое впечатление, там было совершенно все непонятно, кроме отдельных предложений и фраз, вроде «красные карлики», «голубые гиганты», обрывки чего-то таинственного и, казалось, ужасно заманчивого.
Рассматривать фотографии и цветные картинки перед сном уже стало каким-то ритуалом.
Путь домой продолжался часа два, хотя, если идти быстро, можно было дойти минут за 15. Но спешить было не нужно.
Прошлые полгода она училась в другой школе, у бабушки.
Теперь кажется, что там было только хорошо, там осталась куча друзей, гамак, привязанный к старым грушам.
Все изменилось внезапно, со школы ее забрала соседка, а потом…
Мысли как-то сразу перескакивали на что-то другое.
Скорее всего это было для нее настолько травматично, что мозг сам уводил в сторону, включал свои предохранители, оберегая себя, как мы оберегаем больное место, стараясь поменьше прикасаться к нему.
Потом переезд, потом новая школа, новые ощущения, которые уже стали привычными, и которые девочка могла обозначить для себя, что все стало «не так», вызванные частым отсутствием матери, а когда и была, то ее постоянным недовольством и раздражением.
Мать, или в очередной раз, очертя голову, бросалась в море новой любви или, с такой же регулярностью, переживала ее крах.
Свалившиеся на голову вынужденная забота о дочери, как-то совершенно была некстати, особо не занимала, а потом и вообще сошла на нет.
А девочка не то, чтобы полностью стала жить в своем закрытом мире, к счастью этого не произошло, потому что имелись отдушины в виде любви к чтению и простой склонности наблюдать за всем происходящим, но как-то замкнулась.
С одноклассниками, после нескольких стычек, отношение вполне выравнялись.
Классная даже говорила:
— Будто сразу училась с нами, просто заболела и опять пришла!
На самом деле было несколько сложнее, взрослые всегда упрощают детские взаимоотношения, причем, чем младше, тем больше эти упрощения.
Плюсом оказалось, то, что драться она умела, боязливостью не отличалась, совершенно не ябедничала, а также, ведь детские дружбы такие практичные, училась хорошо, легко, без всякого напряга.
Не говоря о домашних заданиях, умудрялась, решив свой вариант контрольной, а Ефросинья Степановна, всегда давала ей отдельный вариант со звездочкой, решать и другие варианты.
Если попросишь, списывать давала всегда, а, если нет, а с угрозой лучше не соваться, драться могла до крови, безо всякого девчоночьего визга.
Это вызывало невольное уважение.
А удивляло то, что она, одинаково легко, могла принимать участие в общей игре, и, так же легко, безо всякой ссоры, а просто по собственному желанию, отказаться,
Была бы она беззащитной или если бы не это списывание, возможно, девочка могла бы стать изгоем, а так было удобнее, чтобы она просто была.
Теперь, по прошествию стольких лет, понимаю, насколько еще повезло, что все происходило тогда, когда наши подъезды обладали, скажем так, повышенной комфортностью.
Лампочки горели, стены наполовину были окрашены в дежурный синий цвет, выше — побелены, между этажами небольшие батареи, всего четыре серебристые секции, но грели же!
Перед закрытой чердачной дверью прилепился маленький пятачок.
Для кого-то маленький, а кому вполне достаточно, даже удобно!
Стоит перевернутый ящик, сверху наброшено старое одеяло, тепло, светло, можно читать.
Весной и летом можно долго быть на улице, там много интересного, а осень и зима, одним словом, холод и непогода, загоняли в это прибежище.
Потом, увидев как на площадке пятого этажа открывается дверь твоей квартиры и оттуда выходит мужчина, можно идти домой. Лучше немного подождать, тогда мама сделает вид, что не видела была ты или только пришла.
Ключ с обратной стороны двери она уже вытащила, открывать можно без проблем, ключ, вот он, болтается вечным медальоном на резинке.
Так стало после того, как очередной ухажер, увидев на кухне девочку, сидевшую за столом за уроками, быстро оглянулся назад, прикрыл резко, одной рукой резко приподнял ее со стула, ладонью зажимая рот, а другую сунул прямо в трусики.
От неожиданности, какого-то животного ужаса, задыхаясь под потной ладонью, она в ужасе замычала, резко откинула голову назад, угодив в подбородок, дернулась и смогла вырваться.
Оглушенная, будто бы даже ослепшая, врезалась вытянутыми руками и всем телом в стекло закрытой двери.
Боль, кровь, ужас от пережитого и от вида стекла, торчащего прямо из рук, все это сплелось в тугой узел, к горлу подкатила тошнота и она упала на те же осколки.
Пришла в себя уже в скорой, в травматологии пробыла неделю, пока не сняли все швы.
Упорно молчала, врачи решили от испуга.
С каким-то болезненным любопытством ждала появления мамы.
Она зашла и с порога:
— Ну что ты так испугалась?
Что-то показалось, наверное?
Девочка, не пошевелившись и не говоря ни слова, продолжала просто сидеть на койке, раскинув в сторону забинтованные руки.
А внутри к матери окончательно стало никак и это продолжалось до тех пор, пока эту окончательно сформировавшуюся глыбу отчуждения не стал размывать ручеек понимания и жалости от этого понимания, смыв все окончательно и подарив простое чувство облегчения, что все эти детские воспоминания просто хранятся в каком-то отсеке памяти, но уже не давят.
Но это произойдет еще очень нескоро.
По возвращению домой все стало как обычно, только почти сразу, мама, глядя в сторону, сказала:
— Ты, если дверь не сможешь открыть, просто пойди еще погуляй, позже откроешь.
Вот часто и приходилось гулять таким образом.
Навсегда осталось, услышав в транспорте или где-либо эту въевшуюся в память отвратительную смесь шипра, перегара и табака, мгновенно просто выпадать из реальности.
В висках ощущалась горячая пульсация, перед глазами все начинало свое размытое вращение, дыхание перехватывало от тугого комка в горле.
Надо было срочно сесть или хотя бы просто к чему-нибудь прислониться, постараться перевести дух, делая глубокие вздохи отдышаться и потихоньку вернуться к реальности.