Ей уже за сто перевалило. Да в силах была еще на улицу выходить. На лавочке всё сидела, с котом беседовала, да на солнышко щурилась своими полуслепыми глазами. Люди ее Медведихой величали. Безграмотная деревенская бабушка. Но как интересно она рассказывала! И откуда только всё знала?
Уже нет той бабушки, как нет и деревни, в которой она родилась и выросла. Ушло их время…
А в тот раз бабушка долго отмахивалась от разговора, при упоминании о дьяволе, крестилась, но потом всё же разговорилась и вот как стала рассказывать.
— Неслух это, если сказать по-простому. Не слушался он Господа нашего, вот и стал Велзевел. Разжаловал Бог своего лучшего архангелаиз райских кущ, да и сбросил вниз, туда, где мгла правит.
…А дьявол-то, он же назло все Господу делает. А людишки на земле — все творение Господа! Значит, надо показать Богу, каких грешников он сотворил. Вот и искушает дьявол души людские, на грех наводит. А потом руки-то потирает, злорадствует, что боль Господу причинил, еще одну душу у него отобрал.
…Люди, они ж слабы. На проказы нечистого ведутся, да оправдания себе ищут, мол, это дьявол искусил! Бедные! Не дьявол, а сами мы себя в искушение вводим, мыслями своими греховными. Ну никак не разумеем, что коль никто из людей не видит, что я грешу, то значит никто не узнает. А про Бога забывают. Он-то всё видит, хоть в подполье спрячься!
— Бабушка, — спросила я, — а как он выглядит, дьявол?
— Ну откеле ж мне знать? Не видала я его. Но, говорят, страшен он больно! Ноги у него козлиные, рога на голове, хвост, да крылья черные, огромные! Весь в волосьях черных, да глаза огненны. Взглянет — кровь в жилах стынет.
— Бабушка, а как же он в таком виде людям-то предстает?
— Так людям-то он в другом виде кажется. Он человеком блазнится, только в перчатках, что руки волосаты скрывают, а сапоги — ноги козлиные прячут. Но глаза-то его выдают. Да! Они ж ненависти полны. А ненависть, ее не спрячешь, не-е-ет!
— А все ту ненависть в глазах его увидать могут?
— Не кажному то дано! Добрая душа ту ненависть сразу заприметит. А коль есть в душе у тя изъян, червоточинка этака, так на ней и сыграет дьявол. Она, чревоточинка, застит глаз человеку. Зрачок-то сквозь нее не зрит. И тут уж дьяволу раздолье!
— А почему говорят, что дьявол в каждом из нас сидит?
— Так, а как иначе-то? Мы ж, людишки-то, хоть и по образу Божьему сотворены, да воля нам дадена. Выбирать можем, по какой тропке пойти. А тут вдруг зависть, к примеру, образуется: вон, мол, сосед по той тропке пошел, да там богатство нашел. Пусть грешен стал, зато живет, хлеб с маслом жуёт! Так и я пойду. Тоже хлеба с маслом хочу! Вот эта зависть в душе-то и есть в тебе дьявол. У кого-то он в жадности предстает, у кого-то в жестокости явит силу. У кого как! Дьявол этого внутреннего своего двойника сразу углядит!
Бабушка умерла как-то зимой, было ей 102 года. Обычно к таким старым людям на похороны уж и приходить некому, все сверстники давно ушли, даже дети, и тех уже нет. Но к Медведихе собралось много народа, люди шли попрощаться с человеком, уважение к которому на селе было беспрекословным.