А мир как будто стал светлей и легче
на пять купюр,
снежинок или снов.
Хоть, впрочем, не лишён противоречий.
Ты гладишь чьи-то худенькие плечи.
На столике твоём подарок гейши —
тиснёный серебром «Молитвослов».
В английском варианте…
и японском…
Экзотика, чей сладкий аромат
всё так же навевает мысль о плотском,
и девочка лежит, раскинув косы,
в контексте новизны духовной позы,
на шёлке целомудренных цитат.
…
Ты слышишь их из уст не иудея.
Столкнувшись с Камасутрою души,
склоняешься почти благоговейно
над голым телом Дикой Орхидеи,
и бредишь непристойностью идеи —
коснуться наготы,
не согрешив…
Открытая бравада святотатства?
А, может быть, здесь искренность?
Не фарс…
Наивное молитвенное бл@дство —
когда «отдать» приравнено к «отдаться».
И стоит ли, действительно, бояться,
что щедрость разорительна для нас?
…
Пусть мысль течёт в таком опасном русле
горячих, истомившихся пустынь,
и в лоно изливается Искусством
вне лексики —
бесхитростно, изустно.
А взгляд чужой страны подсвечен грустью,
привычной для поруганных святынь.
…
Но тысячи косых недобрых взглядов,
веками отравляющих вино,
напрасно брызжут злобою и ядом,
не в силах уничтожить в ней Наяду,
в тот миг,
когда скользящим водопадом
к ногам её спадает кимоно.
Так странно целовать худые плечи
подростка или девочки почти.
Смотреть,
как на воде мерцают свечи,
зажжённые рукой японской гейши,
чтоб стать живой звездою в этот вечер,
способной без трагедии уйти.
…
Но прежде, чем скользнуть в иные воды —
туда, где Млечный Путь смиряет кровь,
где нас уже за всё простили боги,
одной рукой ты ей ласкаешь ноги,
в другой руке держа «Молитвослов»…