Один добрый и, кажется, порядком вдатый человек как-то сказал: «А ты попробуй проживи, хоть один день как будто под влюблённым взглядом».

Я попробовала. Это оказалось трудно, впихивать воображаемое тёплое на место привычного холодного и шершавого — трудно. Нервная система тяготеет к привычному, пусть даже шершавому.

Тогда я поставила напоминалку. Каждый час айфон говорил мне — вижу и люблю.

Я сидела в метро, надо мной висел джинсовый рукав. Его владелица ухахатывалась с подругами, рукав елозил по моему лицу.
Мне хотелось засунуть его девке в жопу, но айфон сказал «вижу, люблю», тогда я просто расслабила мышцы и откинулась на спинку. У рукава были пуговицы в виде надкусанных сердечек.

В этот день каждый час на меня выскакивало смешное: дети, челки, заголовки, мультяшные облака. Мышцы гудели от непривычного расслабления. Всех вокруг было жалко сытой жалостью человека, которого любят.

Около дома стояло такси. Из него высунулась знакомая рука и бросила на крыльцо пакет из-под чипсов. Скотина, опять! Я ускорила шаг, на ходу разминая кулак. Таксист начал поспешно поднимать стекло. Вдруг в кармане зашевелилось — вижу! люблю! Я подошла к машине и медленно провела рукой по стеклу, справа налево. Как будто погладила таксиста по лицу. Вниз-вверх. Он скосил глаза на ладонь, потом закатил их под чалму. Чалма была похожа на половину солнышка. Я взлетела на крыльцо, хрустнув фольгой от чипсов.

Берн, кажется, говорил, если человека долго не гладить, у него усыхает спинной хребет. Судя по осанке стариков, со временем желающих погладить нас остается немного. Первыми сдаемся мы сами. Перестаем себя смешить, тормошить, концентрируемся на нелюбви. Нам все начинает мешать, все отвлекает от усыхания.

Запомните — по одному «вижу, люблю» каждый час, даже после шести. Особенно после шести.
Можно даже на пустое сердце.