Если такое происходит.
Они собираются ни откуда. Скапливаются до состояния видимо, критической массы и выходят. Свободно. Нечем их сдержать остановить спрятать. Лишь темнота скрывает их — если ночью. В светлое время все намного труднее. Не всегда получается. Не дать заметить кому-то, кто не посвящен и случаен — встречному. Чужому.
Ты не видишь. А чувствуешь.
Не управляемое действие. Основанное на внутренних противоречиях и горьких признаний себе.
Так получается очень нечасто. Не припоминается вообще, лишь где-то читанных аналогичных. Но вряд ли не бывшими выдумкой.
Здесь ты сам автор и герой невыдуманного.
И лишь, временем или усилием воли, пытаться как-то прекратить, но это не так, не получается, или лишь с остановкой, которую не придумал, не определил еще.
Или отсрочкой на уединение.
Это — слезы.
Отчаяния, правды, обиды, бессилия.
Почему так остро запомнилось.
Впервые.
Голова лежит на подушке — ночь. Тишина. Глаза закрыты, в плохой попытке маскировки.
От всего мира, от всего сущего, от всего, что теперь лишнее.
Лишь твои мысли, причина, которая оказалась наиглавнейшей.
Темнота помогает. Тишина шепчет прямо в мозг те горькие слова, повторяя недавно сказанные самому себе.
И слезы начинают течь без усилия.
И где-то внутри удивляешься — ты ли это?
Когда мужчина плачет —
не надо его утешать. Не делайте этого. Он все равно должен пройти через те свои эмоции, которые стали причиной.
Он их так оплакивает.
Банальность, но иначе не выразить.
Он прощается с болью, невидимой никому, кроме него самого. Эта боль, она ищет осознание переживаемого, выходя слезами.
Тут обычно происходит все без надрыва, судорожного вздоха.
Слезы, как невидимая кровь, без своего алого обличья, но это именно кровоточит его сердце.
Со всей сопутствующей болью.
И не давать этой боли иного выхода, чем слезы — это стоит огромных трудов. Внутри.
Борьбы за разум, за самоуважение, за стереотип образа мужчины, который в этот момент хочется забыть и растереть, в надежде уменьшить боль раненной души. Умирающей сущности. Слезы мужчины — это попытка совершить реанимационные процедуры.
Зачастую безуспешные, так как экран монитора души, если так образно выразить, после попытки, зачастую перегорает, и там даже не прямая линия, на нем вообще ничего, чернота.
Похороны. Того что было до.
С огромной пугающей пустотой и страхом, стыдом, сломом не свершившегося того, что могло быть.
Оно все равно остается внутри, лишь завуалированное таким «немужским» действом.
Это слезы выполнили свое предназначение. Они смягчили удар, отвлекли боль.
Так иногда бывало в жизни, когда малой болью, ты пытался отвлечь внимание от большой.
Колол себя незаметно иглой в ногу, надеясь не обращать на невозможные муки от вонзающегося в больной зуб стоматологического бура, в руках врача. Сосредотачивался на игле в руке, сгоняя туда центр страха и боли. Зачастую неудачно, но отвлекающего на миг. Надеялся, что это должно сработать — где-то слышал об этом. Иногда получалось. Или это было самовнушение, и оно работало.
Странно — боль и злость.
Они оказываются братья.
От того и от другого мы сжимаем кулаки и зубы, глубоко зажмуриваем глаза, мотаем головой, пытаемся закрыть уши что бы ограничить, защитить свой мир.
Это все от одного.
Наши амортизаторы души.
При аварии жизни. При сильной аварии. Иногда — вдребезги. После которой выживаем лишь мы сами. Наверное, выживаем.
Иначе бы для чего смягчать? Жить для чего?
За что цепляться в ней?
Для надежды. Для веры.
В первую очередь в себя.
Это не эгоизм, это инстинкт.
Те, кто теряет эту надежду. Те больше не живут.
Существование оболочки.
Это грустно. Страшно.
Их амортизаторы не справились, подвели. По разным причинам.
Бывает по причинам снаружи — от попытки утешения.
От того и прошу — если мужчина плачет, не пытайтесь его утешить.
Он справится сам.
Он в эти минуты испытывает свои предохранители, свои защитные элементы.
Он себе контролёр. Сам.
Происходит невидимая работа, не допускаемая совета извне.
Не ломайте этот тест.
Что бы он вдруг остался мужчиной.
Сейчас задумался. Как-то не по-феминистически.
А женщины?
Увы, о них пусть скажет другая эксперт.
У них все происходит чаще и мягче. Наверное,
Это может быть разница, как изящный бокал тонкого стекла на резной ножке и железная кружка с ручкой из кривого металла.
Разные степени ранимости и оберега.
Женщины больше берегут себя, зная об уязвимости своего мира.
Мужчины — те удары держат крепче. До определенных пределов.
И пределы эти определяются ими самими — воспитанием. Примером.
И тогда мы плачем. Что важно.
Но излечиваемся — зачастую. Закаляться для дальнейшего?
И, да и нет.
Мы восстанавливаем лишь видимость. Для наблюдателей.
Оставляя в себе память о происшедшей катастрофе. В которой прошли очередной экзамен на жизнь, ценность, которой, немного, наверное, стала меньше.
Ведь так всегда происходит после послеаварийного ремонта. Не смотря на никакую косметическую процедуру по устранению.
Мы это знаем, но расскажем ли кому-то еще? Наверное, лишь ей.
Но скорее всего, даже ее, мы оставим без рассказа. Побережем, как хрустальную нежность, чокаясь, если вдруг произойдёт такая возможность, с ним, своей железной кружкой.
Очень нежно и бережно.
И скорей всего так и не скажем.
Лишь произведем тихонький «дзинь»
Для нас. Для себя.