Обычно она серьёзна и элегантна. И взгляд её холоден, и безупречны жесты. Ни слова не к месту, ни мысли отборным матом, прямая спина — будто сделан пиджак из жести, спокойный расчёт, без оценок и без эмоций, заверенный план на две жизни вперёд и на день.
Но вдруг, иногда, что-то там, под каре, взорвётся, и сносит волной эти планы со всеми «надо».
Пока все вокруг, оглушённые этим взрывом, пытаются как-то ожить и собраться в кучу, она превращается вместо себя в годзиллу. Она выбирает ледянку и склон покруче и с криком «йаху!» мчит быстрей, чем любой Шумахер с горы на фанере, встаёт и, не отряхнувшись, крича во всё горло «пошли эти планы на х@р!» кидает снежок в тех, кто только собрался в кучу.
Потом она едет куда-нибудь, где красиво. Потом она едет туда, где смешно и шумно. И в этот момент она любит себя-годзиллу, и ей наплевать, кто и что там себе надумал. Потом она ест — целый торт, хоть давно за полночь. Потом она пьёт, а потом до утра танцует. Потом она мчится к подружке в слезах на помощь и с ней две зарплаты спускает на шмотки в ЦУМе.
Потом она едет домой, принимает ванну, и вместе с водой в слив спускает свою годзиллу.
А дальше — опять элегантность, каре и планы.
Такие вот взрывы дают ей на это силы.