Да, всё так и было: апрельским деньком
ты выплыл на свет беззащитным комком.
Рыдала от счастья большая родня,
Меня поздравляя и славя меня.
Как жаль, ты не помнишь, — весь мир зеленел…
Как жаль, ты не помнишь, — мой голос звенел…
Из самого сердца струилась мольба,
чтоб вышла к тебе благосклонной судьба.
Мне жаль, ты не помнишь ни песен, ни слов,
тебя защищавших от грозных ветров,
от глаза дурного, от порчи и зла…
Я, помню, неистовой мамой была.
И стала стихией, рождавшей стихи.
Мне Бог дал на время четыре руки,
бессонную плоть, душу, словно родник,
к которой доверчиво сын мой приник.
Ты спросишь о счастье, отвечу: — Апрель!..
В лазоревом цвете небес акварель,
оплавленный нежностью солнечный свет,
и вера в бессмертье на тысячи лет.
Не женщина-вамп, но и не без огня.
Мужчины любили, ценили меня.
Но знал из них каждый, восстав в полный рост,
никто из них, сын, до тебя не дорос!
… В моём роднике — пара капель на дне.
Тебе — тридцать три. Тогда сколько же мне?!
В оплечье моём крыльев нет — две руки.
Всё реже и реже мне снятся стихи.
Всё чаще томит суеты карусель…
А спросишь о счастье, отвечу: — Апрель!