Неприкаянный гений
Мир признал Амедео Модильяни гениальным скульптором и живописцем только после его смерти. Зато та, чьи портреты так увлечённо писал художник, знала это всегда. Её имя высечено рядом с именем Модильяни на гробовой плите. И имя это — Жанна Эбютерн.
Он видел её во сне. Довольно часто и очень ясно. Даже признался однажды другу, румынскому скульптору Константину Бранкузи, что ждёт единственную, которая станет его вечной любовью — ту самую, из сновидений.
И это — слова Амедео Модильяни, жгучего красавца, познавшего не одну сотню женщин! Нищий, гордый, потерянный и страстный — живая достопримечательность богемного Монмартра, объект желания всех мадемуазель в округе, мечтавших ему позировать. Амедео менял их с такой же скоростью, с какой писал картины.
Скульптора Анри Лорана как-то возмутила быстрота, с которой Модильяни написал его портрет. А тот парировал: «Я могу поработать над ним еще, но тогда только испорчу».
Он жил стремительно. Не горел — сгорал. Быстро работал. Быстро распробовал вкус алкоголя, кокаина и гашиша и с их помощью так же скоро подорвал своё здоровье: заработал туберкулёз и хронический алкоголизм.
Но женщины любили его и таким. Трактирщицы кормили за рисунки — мгновенные карандашные наброски, которые Амедео делал здесь же, при них. Анна Ахматова, проведшая с Модильяни несколько дней своего парижского медового месяца, кидала ему в окно закрытой мастерской розы. А он потом восхищался, как красиво они лежали, и не верил, что Анна бросала их наугад. Английская аристократка Беатрис Хастингс — первое по-настоящему сильное чувство Модильяни — скандалила, дралась с ним, изменяла. Но расстаться не могла.
В период их бурных отношений Модильяни создал настоящие шедевры. Но чувства слишком накалились, и Беатрис не выдержала первая. Спустя два года после начала их романа она… попросту сбежала от художника.
Сперва Модильяни вообразил, что не переживёт предательства. А потом, когда в очередной раз отправился напиваться, заглянул в кафе «Ротонда» и увидел её — девушку-сновидение.
Он долго вглядывался в эту хрупкую маленькую фигурку, в юное миловидное лицо с невероятно белой кожей. А потом подошёл и, попросив: «Посиди так», тут же начал набрасывать портрет девушки.
Существует и другая версия знакомства Амедео с Жанной: он заметил её в Академии Каларосси, где за 50 сантимов можно было получить натурщика и место за мольбертом. Миниатюрная девушка проводила линию и тут же тщательно стирала её резинкой, а затем начинала всё заново.
Как бы то ни было, с первой же встречи они стали неразлучны.
Жанна Эбютерн была похожа на изящную птицу, которую легко спугнуть. Кроткая, молчаливая, очень женственная. Друзья прозвали её «кокосовый орех» за резкий контраст снежной кожи и тёмно-каштановых волос. Ей было 19, и она странно дополняла 32-летнего, изнеможенного недугами и нищетою, Модильяни. Они переходили один в другого, будто паззлы — это отмечали все.
Вот только семья Жанны была не в восторге от партии дочери. Да что там: в ужасе и гневе! Но скромная девушка проявила характер и отправилась вслед за Модильяни в крохотную мастерскую вблизи Люксембургского сада.
Они существовали просто за гранью бедности: имеющихся денег не хватало ни на что. Творения Модильяни не имели и капли успеха. Амедео по-прежнему безбожно пил, пропадал на целые дни, а Жанна с удивительным терпением шла в ночь отыскивать его и возвращать домой. И, несмотря на трудности, Модильяни беспрерывно писал свою маленькую Эбютерн. Он посвятил ей десятки портретов, он вдохнул в свою живопись новые яркие краски, по-прежнему кладя их широким плотным мазком. Жанна была не только верной женой, но и неизменным ангелом-хранителем Модильяни.
Вскоре у них родилась дочь. Друзья этого маленького семейства тревожились всё больше: больной художник, хрупкая женщина и младенец жили в нетопленной мастерской, частенько голодали, и, кажется, не собирались ничего менять!
Однажды друг Амедео, Леопольд Зборовски, вместе с женой буквально затащил Жанну Эбютерн к себе домой и принялся её убеждать, что Модильяни надо спасать — он гибнет! Пьёт сверх всякой меры, теряет веру в свой талант… Жанна внимательно слушала и вдруг тихо, но твёрдо возразила:
— Вы просто не понимаете: Моди обязательно нужно умереть.
Зборовски опешили.
— Он гений и ангел. Когда он умрет, все сразу это поймут, — добавила Жанна.
История доказала её правоту.
Она понимала своего художника лучше всех. Амедео не стремился выжить, хоть иногда и делал вид, что думает об этом. Жанна знала, что его смерть близка, и знала, как она поступит. Однажды, в её отсутствие, Зборовски заглянул к ней в комнату и оторопел: на полу стояли два незаконченных автопортрета Жанны. На одном она вонзала себе в сердце нож, на другом — падала из окна…
Зима 1920 года была особенно суровой. В середине января Модильяни сильно простудился и слёг. Его поместили в Шаритэ — больницу для бедных и бездомных, где он и умер 24 января, в горячечном бреду повторяя: «Моя Италия…».
Жанна долго стояла у тела, не плача и ничего не говоря. Она была беременна вторым ребёнком (в день, когда Модильяни узнал об этом, он написал: «Сегодня, 7 июля 1919 года, я даю обязательство жениться на мадемуазель Жанне Эбютерн…» Не сложилось.).
Так и не повернувшись к Амедео спиной, Жанна вышла из палаты.
Родные настояли, чтобы Жанна поехала к ним, в дом, где росла. Она безмолвно повиновалась. И всю ночь, по-прежнему не проронив ни слова, ни слезинки, простояла у окна. Брат, периодически заглядывавший в комнату, уговаривал её лечь — Жанна не отзывалась.
Муза не живёт без гения. Какой в этом смысл? Амедео был уже далеко от земли, и на рассвете Жанна шагнула вслед за ним с шестого этажа…