В русском стане во время Отечественной войны 1812 года покушение на жизнь предводителя Великой армии рассматривалось как поступок, несовместимый с военной честью. Во всяком случае, когда знаменитый партизан А.С.Фигнер, лелеявший мысль избавить мир от «врага рода человеческого», явился с подобным предложением к Кутузову и Ермолову, те выказали явное замешательство. Фигнер хотел пробраться в Кремль, наняться истопником и, улучив момент, застрелить Наполеона из маленького пистолета.
«Изумленный предложением Фигнера Алексей Петрович (Ермолов) начал зорко вглядываться в отважного самоотверженца и испытывать его разными вопросами, чтобы из ответов увериться, в здравом ли уме Фигнер?.. Ермолов решился в полночь, по отвратительной дороге, в непогоду, идти к Кутузову… «Что ты, Алексей Петрович? — спросил Кутузов вошедшего Ермолова…
— Все ли благополучно у нас?» … Пока Алексей Петрович рассказывал, Михаил Илларионович … начал ходить по избе, заложивши назад руки, и спросил: «Фигнер не сумасшедший ли?»
Для полноты картины следует добавить, что в эту минуту из окна квартиры главнокомандующего было видно зарево над горящей Москвой.
Ермолов отмалчивался, на все вопросы отвечая только: «Как Вам угодно приказать», а Кутузов, расхаживая и «как бы рассуждая сам с собою, проговорил вслух: «На чем основаться? Ведь в Риме, во время войны между Фабрицием и Пирром, предложили однажды первому, чтобы разом покончить войну, отравить последнего, — Фабриций отослал предлагавшего это доктора, как изменника, к Пирру». — «Да это было так в Риме, давно уже», — ответил Ермолов. Кутузов, как будто не слыхав сказанного, взглянул в окно на зарево и продолжал рассуждение вслух. «Как разрешить! Если бы я или ты стали лично драться с Наполеоном явно… Но ведь тут выходит тоже как бы разрешить из-за угла пустить камнем в Наполеона. Удастся Фигнеру, скажут, не он убил Наполеона, — а я, или ты…» Опять молчание, опять вопрос Ермолову: «Как ты думаешь?» — и опять прежний на это ответ: «Как угодно приказать». Кутузов, продолжая ходить, молчал. Ермолову нужно было решение главнокомандующего, что сказать Фигнеру, и для этого, повторив, что Фигнер дожидается, он спросил: «Что же сказать ему?» Кутузов, подумав, ответил, разняв руки и сделав ими жест, когда предложенного не отклоняют и не принимают… «Христос с ним! пусть возьмет себе осьмерых казаков на общем положении о партизанах».
(Этот эпизод приводит Н. Розанов со слов И. М. Ковалевского, вхожего в дом Ермолова уже после отставки последнего. См.: Розанов Н. Замысел Фигнера. 1812 г. // Русская Старина. Т. 13. 1875. С. 450- позже эта сцена вошла в роман Н. Данилевского «Сожжённая Москва»).
Во всей этой истории поражают четыре момента:
1. Зрелище горящей Москвы не вызывает у Кутузова никаких кровожадных мыслей по отношению к французам и их предводителю.
2. Желание убить Наполеона ассоциируется у него с сумасшествием.
3. Для обоснования своего решения русский главнокомандующий обращается к опыту античной истории.
4. Михаил Илларионович опасается, что его обвинят в смерти Наполеона.
Похоже, что такой Кутузов ускользнул от внимания наших историков и романистов.
Вероятно, Кутузов отдал это дело на волю судьбы, не особенно веря в успех Фигнеровой задумки. Так и вышло: проникнуть в Кремль Фигнеру не удалось — императора бдительно охраняли ветераны Старой гвардии. Переодетого нищим Фигнера схватили у Спасских ворот. Выручили его незаурядное самообладание и актёрский дар: он притворился сумасшедшим и был отпущен.
А после оставления французами Москвы чувство мести в русских сердцах и вовсе стихло. Достаточно сказать, что во время этапирования Наполеона на Эльбу в 1814 году генерал граф П. А. Шувалов специально пересел в его карету и надел знаменитую серую шинель низложенного французского императора, дабы в случае покушения на его жизнь принять на себя кинжальный удар или пулю.