Чёрные клубы дыма перемещаются то вверх, то вниз.
Посветлело сверху — сразу начинает клубиться снизу. Грабежи, убийства, погромы.
В ответ начинает темнеть сверху. Аресты, запреты, ссылки, расстрелы.
Темнеет сверху.
Чуть светлеет снизу.
Какой смысл в разбоях, если сверху всё отняли. Окончательно темно вверху.
И тут зажигаются огоньки.
Один, второй, третий.
Их тысячи, миллионы.
Начинает светлеть сверху от колеблющихся слабых человеческих огоньков, и тут наступает самое золотое время.
Когда светлеет верх и ещё не темнеет низ.
Но человек долго не пытаться не может.
Он начинает пробовать вперёд, вправо, влево. Кто-то, попавший случайно на кучу чего-то, пробует присвоить.
Кто-то присвоил.
Кто-то стерпел.
Кто-то ещё присвоил.
Кто-то ещё стерпел.
«Но ведь я же честный», — сказал он себе.
Как долго он себе это может говорить?
Допустим, пять лет.
Срок достаточный, чтоб убедиться, что он проиграл.
И он тоже начинает пробовать.
Но эти пять лет не прошли даром не только для него.
Другие с криком «Это нечестно!» расхватали остатки.
Он пару лет интенсивно носится.
Но что ему достаётся после семи лет отсутствия на рынке?
Тачка, кепка и собственные крики: «Па-берегись! Ноги! Ноги! Дамочка!»
Даже в подаче первых блюд ребёнку мэра всё занято.
Он тратит ещё два года на потерю настроения, на высматривание отвратительных обеспеченных щёк, и ему уже всё равно, толстые они или худые.
Хотел он этой жизни или не хотел.
Он окружён врагами.
Он начинает опускаться и темнеть.
А вверху, ввиду того что грязь ушла вниз, становится чисто, светло, взяточно и, в общем, доброжелательно.
Им нечего давать другим.
Им — только брать себе.
И начинает клубиться снизу, и начинает темнеть сверху.
И землятресения в этой стране происходят над и под тобой.
И это продолжается, пока жизнью не станет та середина, которые все называют золотой.