Стоит белый свитер в воротах,
Тринадцатилетний Андрей.
Бей, урка дворовый,
Бей урка дворовый,
бутцей ворованной,
по белому свитеру
бей —
По интеллигентской породе!

В одни ворота игра.
За то, что напялился белой вороной
в мазутную грязь двора.

Бей белые свитера!

Мазила!
За то, что мазила, бей!
Пускай простирает Джульетта Мазина.
Сдай свитер
в абстрактный музей.

Бей, детство двора,
за домашнюю рвотину,
что с детства твой свет погорел,
за то, что ты знаешь
широкую родину
по ласкам блатных лагерей.

Бей щёткой, бей пыром,
бей хором, бей миром
всех «хоров» и «отлов»
зубрил,
бей по непонятному
ориентиру.

Не гол — человека забил,
за то, что дороги в стране
развезло,
что в пьяном зачат грехе,
что мяч ожидая,
вратарь назло
стоит к тебе буквой «х».

С великой темью смешон
поединок.
Но белое пятнышко,
муть,
бросается в ноги,
с усталых ботинок
всю грязь принимая на
грудь.

Передо мной блеснуло азартной фиксой
потное лицо Шки.
Дело шло к финалу.

Подошвы двор вытер
о белый свитер
- Андрюха! Борьба за тебя.
- Ты был к нам жестокий,
не стал шестёркой,
не дал нам забить себя.

Да вы же убьёте его, суки!
Темнеет, темнеет окрест.
И бывшие белые ноги и руки
Летят, как андреевский
крест.

Да они и правда убьют его! Я
переглянулся с корешом — тот
понимает меня,
и мы выбиваем мяч на проезжую часть
переулка, под грузовики.
Мячик испускает дух. Совсем стемнело.

Когда уходил он,
зажавши кашель,
двор понял, какой он больной.
Он шёл,
обернувшись к темени нашей
незапятнанной белой спиной.
.. .. .. .. .. .. .. .. .. ..
.. .
Андрюша, в Париже ты вспомнишь ту жижу
в поспешной могиле чужой.
Ты вспомнишь не урок — Щипок-переулок.
А вдруг прилетишь домой?

Прости, если поздно. Лежи, если рано.
Не знаем твоих тревог.
Пока ж над страной трепещут экраны,
как распятый
твой свитерок.