13 октября 1307 года по приказу короля Филиппа IV Красивого были одновременно арестованы все французские тамплиеры.

Рано утром в пятницу 13 октября 1307 года проживавшие во Франции члены ордена были арестованы чиновниками короля Филиппа. Аресты производились именем Святой инквизиции, а владения тамплиеров конфисковал король.

От инквизиционного процесса против тамплиеров сохранилось множество документальных свидетельств. Членов ордена обвиняли в тягчайшей ереси — в отречении от Иисуса Христа, оплевывании распятия, целовании друг друга непристойным образом, мужеложстве, поклонении идолу Бафомету на своих тайных собраниях, кремации умерших братьев и подмешении пепла в общую трапезу, личном посещении Сатаной их собраний и целовании его в непристойные места и т. д. Ко многим заключённым применялись тяжелейшие пытки, несколько сот тамплиеров было замучено до смерти в первые же дни после арестов.

Почему Филипп Красивый вообще решил завести дело против тампилеров? Все достаточно просто: орден был невероятно богат. Неприлично богат, по средневековым меркам. Если во второй половине XII века ежегодный доход ордена достигал 54 миллионов франков, то в начале XIII столетия он достиг уже 112 миллионов. Причем основным хранилищем служил парижский Тампль. Поэтому монархи многих стран с завистью и вожделением смотрели на сокровища тамплиеров, а для французского короля Филиппа IV соблазн залатать дыры в государственном бюджете за счет сокровищ Тампля был просто непреодолимым. Потому он и реализовал это, после того как устранил всех лиц, которые этому препятствовали.

Буллой папы Климета V, Vox in Excelso, от 3 апреля 1312 года, орден был упразднен. При этом вина Ордена в целом доказана не была, но оставлять его было нецелесообразно — репутация его была значительно подмочена.

Буллой Ad providam от 2 мая 1312 года вся собственность ордена тамплиеров была передана их главным конкурентам — ордену госпитальеров. Тампилеров, которые признали свою вину, получали необходимое церковное прощение и шли с миром. Им разрешали даже либо вступить в другие ордена, либо обратиться к мирской жизни. Те, кто все отрицал, получал в наказание пожизненное заключение. Массовых костров инквизиции не горело. Лишней крови в этом вопросе никому не хотелось.

Но над процессом необходимо было поставить точку. По иронии судьбы, поставить ее должен был последний Великий магистр ордена храмовников — Жак де Моле.

Вот как его цитирует Виллани, флорентийский хронист XIV века:
«Справедливо, что в этот ужасный день, в последние мгновения своей жизни, я раскрываю подлость лжи и даю восторжествовать истине. Перед лицом Господа и людей я заявляю и признаю, что, к своему величайшему стыду, совершил страшнейшее из преступлений, и оно заключается в том, что я признался в преступлениях, в которых с такой злобой обвиняют орден. Сейчас истина вынуждает меня заявить, что орден невиновен. Я сделал первоначальное признание лишь для того, чтобы остановить ужаснейшие пытки на дыбе и смягчить тех, кто подверг меня им. Я знаю. Какие пытки и какая казнь была уготовлена тем, у кого хватило храбрости отказаться от своих первоначальных показаний, но то страшное зрелище, что видят мои глаза, не заставит меня подтвердить одну ложь другой. Я по доброй воле отказываюсь от жизни, которая уже стала мне ненавистна. На что мне она, если я получу ее как плату за гнуснейшую клевету…»

Иными словами, Моле отказался от первоначальных признаний. И все бы ничего, но он фактически обвинил королевскую судебную власть, сиречь короля, в применении пыток для выбивания нужных показаний, а значит во лжи. А вот это уже было серьезным проступком во времена средневековой монархии. Магистра прямиком после этих слов отправили на костер.

Перед смертью якобы Жак де Моле успел произнести проклятие, которое позднее вошло в анналы истории. Существует множество трактовок, приведем ее в следующем варианте:

«Лицо Великого магистра, пожираемого пламенем, было повернуто к королевской галерее. И громовой голос, сея страх, вещал: — Папа Климент… рыцарь Гийом де Ногарэ, король Филипп… не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий и воздается вам справедливая кара! Проклятие! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!..»
Тем не менее, если обратится к средневековым автором, мы увидим, что ни о каком проклятии до 13 колена они не писали, хотя слова на его последнем суде описывают подробнейшим образом.
Тем не менее, стоит упомянуть Жоффруа Парижского, в стихотворной форме описавшего казнь Моле и его слова на костре:

«Но он сказал им так: «Сеньоры, по крайней мере… Позвольте мне соединить ладони… И обратить молитву к Богу,… Ибо настало время и пора… Я вижу здесь свой приговор,… Где мне надлежит добровольно умереть;… Бог знает, кто виновен и кто грешен… Вскоре придет беда… Для тех, кто несправедливо осудил нас:… Бог отомстит за нашу смерть».
Мы можем увидеть, что тут нет никакого проклятие — лишь слова человека, который считает себя невиновным. Иные источники приводят примерно такое же описание его казни.

Когда же заговорили о «страшном проклятии Жака де Моле?». В 1541 году, во Франции, по заказу короля Франциска I, неким Паоло Эмили, была выпущена книга De rebus gestis francorum. Именно в ней впервые и было упомянуто это проклятье Моле. С той только разницей, что произнесено оно было не во время казни, а до нее. И все последующие историки будут пользоваться ссылкой на эту книгу.