История, дошедшая до нас
От клиньев в глине до печати в «qwerty» —
Война, в которой класс идёт на класс,
Война за жизнь до гибели, до смерти.
И чтобы классы в бешеной вражде
не уничтожили в конец друг друга,
возникли государства. Не везде.
Лишь в плодородных почвах юга.
Все государства, те что были, есть —
то диктатура правящего класса.
Законы, право, воинская честь,
Корона, трон, тиара, ряса…
У государства много переменных,
Но сущность — классовый диктат.
При рабстве — то диктат военных,
Решает всё «арэстократ».
Откуда же брались рабы?
Как, так сказать, их выводили?
Не результат то ворожбы,
Их не в капусте находили.
Война — их мать, отец же — легион,
Потеря дома — повивальная старуха,
Нелёгкий выбор: смерть или полон,
Ломались те, кто слабже духом.
А кто сейчас из вас, ныне живущих
Сумеет выбрать смерть врагам назло?
И смерть детей своих?
Быть может, рабство лучше?
И что же рабство человечеству дало?
Цивилизация!
Впишите это слово
В ваш серый исторический словарь.
Признайте, город это клёво!
Иерархия, где сверху царь!
Ступенью ниже теократы
Пугают богом мирный люд,
Под ними — верные солдаты
За бога пасть они порвут.
И по законам перспективы
Ступени ширятся к подножью,
Растут числом те коллективы,
Кто одурманен сверху ложью.
Цивилизации цвела у русел рек:
Там плодородней почва, есть рыбалка,
Вполне мог жить и размножаться человек,
Детей растить ни шатко и ни валко.
Ремесленники и земледельцы,
Строители и повара —
Не собственность рабовладельцев,
пока по правилам игра.
Но если кто-нибудь закон преступит
Или залезет в долг,
Или по-другому как-то ступит,
Собой пополнит рабский полк.
Но чем же прогрессивен новый строй?
Ведь там был коммунизм, а это рабство!
Ведь коммунистам прежний строй родной?
Нет, коммунист не терпит постоянства.
При прежнем строе нужно выживать
Всё время посвящать добыче пропитанья.
Ведь кто-то должен и стихи писать,
И возводить богам крутые зданья.
День отработав в поле на жаре
Не остаётся времени учиться,
Тут мысли нет о букваре,
А лишь попить, поесть, забыться.
Одни работают, другие хлещут их,
Четвёртые иллады сочиняют.
Противоречье классов бьёт под дых,
Но мир в границах всё же сохраняет.
Ведь небольшая плата за прогресс!
Развитие сопровождает ломка,
Иначе б род весь человеческий исчез,
А рвётся там, где слишком тонко.
Представим, что науки нет,
Ведь все охотятся и яйца собирают,
В лет 30 ходят на тот свет,
У очага нужду справляют.
Как появилось государство?
Ответ буквально здесь лежит:
Зачем мазюкали на царство,
про первый классовый конфликт.
В формации, той новой, раб
Был говорящим инструментом,
И если он замёрз, ослаб,
Хозяин не заботился об этом.
Устал? Озяб? Проголодался?
Иди работай, гнусный раб!
Скажи «спасибо» — жив остался,
Сельскохозяйственный ты скарб.
Струится рынок языками,
Людьми торгуют на развес.
— Ваш раб откуда? Из Фесалии?
Благословит же вас Гермес!
— А этой смуглая пунийка
Собой довольно хороша!
— Тоща, как бычковая килька,
Ещё и нянчит малыша…
— Смотри сюда: какие руки,
Он может цепи ими рвать,
А для работ на акведуке
Раба нам лучше не сыскать!
Торгуются и щупают товар,
Товар стоит с поникшим взором,
Торговцу нужно снять навар,
Он крепит сделку договором.
«Гарантия на несколько недель
С условием: кормить, хотя бы разик в день,
Не бить по голове и не ломать костей»
Торговля с разрешения властей.
Здесь всё законно. Все заковано,
Но если хочется раба убить,
(вот пригорело, хочется и всё),
Ну ты же смог его купить,
А что купил, то всё твоё!
Законы Хаммурапи, Моисея,
Формировали базиса надстройку,
Средств к производству не имея,
Ты раб иль гражданин. И только.
В природе однозначности нет места,
Бывают граждане различного достатка,
С одним рабом храпит аристократка,
Из другого выколачивают тесто.
«Но, как же так?» — воскликнет юный ум,
Как можно с этим всем смириться?
Ужель рабы не поднимали шум
И не желали с господином расплатиться?
О! Да! Восстание вскипали,
Терпение имеет свой предел,
Мотыгой головы хозяев пробивали,
Руками отделяли их от тел.
Спартак — икона рабской злости,
Гроза патрициев и Риму приговор,
В бою сложил свои он кости,
Как обелиск, смирению в укор.
И до него, и после загорались
Сердца рабов, как светлячки во мгле,
Но их отряды быстро разбивались
И догорали в собственной золе.
Формация — широкая ступень,
Не перепрыгнуть и не обойти.
Восстания бросали только тень,
Но не могли урона нанести.
Формации устроены все так,
Что сразу в коммунизм не сиганёшь.
Пытаться станет конченый дурак
Иль проповедник, что одно и то ж.
В то время жил один оригинал,
Желавший квазикоммунизм построить,
Но он ведь Маркса не читал,
А только тору мог усвоить.
Учил он всех, что коммунизм
Вполне возможен — после смерти,
Внушая людям оптимизм.
Тех, кто не верят — сварят черти.
Ребёнок умер от недоеданья?
Возможно, ангелом на небе станет он,
Вы инвестируйте свой труд в свои страдания,
И вам воздастся всем, но лишь потом
Когда вы сдохните, «Душа взмахнёт крылом
И бросится в небесную лазурь,
Я встречу вас за праздничным столом…»
Рабовладельческая кукольная дурь!
Карл Маркс всё правильно сказал:
Религия есть опиум народа,
Когда раба хозяин избивал,
Раб милости просил у бога.
Вертеп религиозной доброты,
Война во имя господа Иисуса,
Рубили головы, вскрывали животы,
А жечь в костре — венец искусства!
Вот под ногами бьёт родник
И превращается в ручей,
Когда ручей реки достиг,
Он слился с ней.
Река смешалась с океаном
И диалектика здесь в том,
Что где-то маленьким стаканом
Вода ручья порхает в нём.
Родник, ручей, река и океан —
Одно всегда выходит из другого.
Вода переключается в туман,
На землю оседая снова.
Так вся материя скользит
В истории, меняя формы,
И вот вчерашний троглодит
Имеет и мораль, и нормы.
А вот и отрицания пример
Вчерашний гал — враг римского народа,
Ромула с трона сковырнуть сумел
И вымерла вся римской порода.
А говорили: «Вечный Рим,
грозящий перст, насуплен взор…»
А император Константин
Столицу перенёс в Босфор.
Легальность обрели сектанты,
Ну, те, что «коммунизм в раю»,
Надели шёлковые банты,
Тяжёлый крест на грудь свою…
Благая весть с улыбкой у бульдога
Дополнила надстройку новым словом:
И там, и здесь — вся власть от бога
И все рабы мы перед богом…
Да-да, знакомая фигня.
О примирении господ и слуг,
Чтоб без молитвы не прожить и дня
Рабу хозяин — и отец, и друг…
Ведь проще верблюду с двумя горбами
Протиснуться в угольное ушко,
Чем богатею в рай попасть с рабами
Эх, эксплуататоры, как вам не повезло!
Довольно! Хватит о крестах.
Религия свою задачу выполняет,
А мы — свою. И речь здесь о чертях,
О тех, кто из народа кровь качает.
Есть работяги честные, простые,
Их большинство везде всегда,
Но существуют, так сказать «чужие»,
Они питаются с рабочего стола.
Паразитизм возник впервые Междуречье,
Археология об этом точно говорит,
И тут же появился вечный,
Непримиримый классовый конфликт.
Объединение родов в общины,
Общины — в поселения, привело
К тому, что создались причины
К явлению «лишнее звено»
Совместному труду в масштабах горизонта
Необходим руководящий аппарат.
На аппарат — потом — осела позолота,
Сперва рабочий был ему, как брат.
Плоды труда распределялись честно
И оставалось много — благодать!
Но только аппаратчикам известно:
Излишки надо строго охранять.
От внешнего врага столбить границы
иль расширяться в плодородный свет.
Святыми делать трендовые лица
Иначе не работает ваш тренд.
Так у кормушки оказались те,
Кто палочкой выдавливал на глине,
Сводил итог в папирусном листе
И кто сидел на троне в балдахине.
* * *
Века летели суетным стрижом,
Друг друга пожирали государства
И сильный Рим, как будто снежный ком,
Наматывал на ус чужие царства.
Поток рабов иссяк, словно волна,
Сражённая великою плотиной,
Причина в том, что кончилась война
И некого пугать уж волчьей гривой,
Остановился римский рост —
Да, так бывает.
Ребёнок с плачем появляется на свет.
Шалит, смеётся, любопытство проявляет,
На свой вопрос всегда он ждёт ответ,
Растёт по дням, плюясь молочным зубом,
Кашицу с кровью прячет за щекой…
Росток мечтает быть могучим дубом,
С стальными ветвями и броневой корой
Материя растёт, пылает жаром воли,
Корнями разбивает камни в пыль.
Кто мал, тот корчится от боли
И превращается в золу, в утиль.
Кто слаб и жалок — станет удобреньем,
Громада реку выпивает за глоток.
Но близится и близится мгновенье,
И увяданию наступает срок.
Желтеют мраморные зубы,
На ветви дремлет зелень мха,
В морщинки две свернулись губы,
В бровях запуталась блоха.
Ведь стоит только росту замереть,
Покроет ржа и Зевса стрелы,
В кустах соловушка закончит петь
И рухнут недостроенной стены.
И на руинах трупа зацветут
Жуки, мальки, полипы, водомерки.
Всегда природа качественный труд
Ведёт к категоричной переделке.
Плющом зависли пашни, огороды
Там, где недавно стройная лоза
Смыкалась в арку, образуя своды,
А в бликах ягод пели небеса…
Всё в запустенье. Мороки и лени.
Коровы зелень режут языком
И заживают раны на коленях —
Раб обзавёлся собственным Христом.
Теперь и в нём дыханье есть от бога,
Нельзя его ломать, как черенок,
На свете том за это спросят строго:
Церковный суд — морали потолок.
С упадком Рима мир перевернулся
И экономика перевернулась с ним,
Имперский шарик с списком сдулся,
Границы очертив изгибами морщин.
Чернила шлёпнулись забавной кляксой,
Запачкав контур древних карт.
Перечеркнули мир по Марксу…
Феодализм! Прошу на старт!