«Лебедь», который не умирал: 9 октября родился Камиль Сен-Санс
Французского композитора Камиля Сен-Санса совершенно заслуженно можно назвать самым разносторонним в истории музыки.
Его увлекала не только основная сфера деятельности, но и философия, астрономия, археология, естественные науки. Современники считали его величайшим из органистов. Впрочем, всех этих биографических подробностей простой читатель может не знать. Но музыка Сен-Санса знакома каждому даже не соприкасающемуся с искусством человеку.
Предпоследний, тринадцатый, номер в сюите для камерного оркестра «Карнавал животных» — «Лебедь» — известен даже маленьким детям.
Его цитируемость — не только музыкальная, но даже чисто номинальная (помните фильм Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих» и фразу героя Александра Ширвиндта: «Лабай «Умирающего!») распространилась далеко за границы классического искусства и прочно обосновалась в сегменте массовой культуры.
Своей феноменальной популярностью «Лебедь» обязан театральным подмосткам, а именно балетмейстеру Михаилу Фокину и гению русского балета — Анне Павловой.
Интересен тот факт, что трагичность финала этого хореографического шедевра никак не зафиксирована музыкальными средствами. Музыканты неизменно задаются вопросом: почему в развитии мелодии нет никаких намеков на смертельный исход? Когда нужно начинать оплакивать гордую птицу, если даже тональность мажорная (G-dur)?
На самом деле именно Фокин решил пластический этюд на музыку Сен-Санса как завораживающее угасание жизненных сил. В контексте всего «Карнавала животных», не просто оптимистической галереи образов, а полотна, не лишенного саркастических красок и смелых высказываний (взять хотя бы одиннадцатую часть, которая называется «Пианисты» — композитор цинично причислил коллег к царству животных), «Лебедь» выделяется нейтральностью высказывания, благородной лаконичностью и поэтической красотой.
Между тем сам Сен-Санс не был уверен в том, что «Карнавал», вещь в первую очередь пародийная, придется по вкусу современному ему музыкальному сообществу, поэтому завещал обнародовать сочинение только после кончины. «Лебедь» оказался единственной из четырнадцати частей сюиты, опубликованной при жизни композитора. Первое исполнение «Карнавала животных» тоже не предназначалось для широкого круга — осторожный Сен-Санс сыграл его для друзей, а затем повторил в другой компании. Одним из первых его услышал Ференц Лист.
Еще одно произведение Сен-Санса, на слух знакомое даже тем, кто смотрит только самый главный федеральный канал. Постарайтесь припомнить музыку, звучащую в самом конце интеллектуальной игры «Что? Где? Когда?».
Черту драматичнейшей схватки знатоков и подкованных в науке и искусстве телезрителей подводит аранжировка «Пляски смерти» (Dance Macabre) Сен-Санса. Перепутать ее с чем-то другим сложно, произведение шаг за шагом следует сюжету стихотворения Анри Казалиса: в морозную полночь Смерть отбивает каблуком такт и призывает на ужасающий танец облаченных в саван мертвецов.
Ее начало подчеркнуто визуализированно — это двенадцать ударов, извещающих полночь. Настороженное пиццикато виолончелей и контрабасов врезается зловещий диссонирующий тритон солирующей скрипки. Сен-Санс выбрал для своего произведения не совсем типичный состав оркестра — к примеру, дребезжание костей изображено с помощью партии ксилофона.
«Пляска смерти», как и «Лебедь», знает огромное множество переложений для разных групп инструментов.
Варианты исполнения — оркестр нар. инструментов, орган и фортепианный дуэт.
Однако первоначально замысел Сен-Санса сводился к романсу, то есть пьесе для голоса и аккомпанемента. Впоследствии композитор решил обратиться к жанру симфонической поэмы.
Современники, в том числе и представители русской композиторской школы, разделились во мнениях относительно художественной ценности «Пляски смерти»: одни воспевали изящное чувство юмора Сен-Санса, с которым он отобразил классический сюжет.
Другие пребывали в негодовании — поэму называли «поверхностной», «салонной», даже «конфетной». Ференц Лист, в свою очередь, с энтузиазмом отнесся к сочинению друга и даже сделал транскрипцию для фортепиано.
Многие могут с первых нот угадать третью арию коварной филистимлянки Далилы Mon cur s’ouvre ta voi из оперы Сен-Санса «Самсон и Далила».
Этот маленький шедевр Сен-Санса много раз служил отправной точкой для хорошего кроссовера исполнителей разных стран и языковых групп. Арию пели на японском, английском, смешивали ее с элементами хип-хопа. Британские рокеры Muse процитировали ее в одной из композиций альбома The Resistance.
Mara Callas
Историю написания «Самсона и Далилы» нельзя назвать абсолютно безоблачной. Работу над ней прервала франко-прусская война, после окончания которой партитура еще два года пролежала в столе. Акушеркой его сценического рождения стал все тот же Лист, занимавший в то время пост директора театра в Веймаре.
В родной же Франции поставить «Самсона» оказалось не так просто: библейский сюжет, легший в основу либретто, смущал соотечественников композитора. За инсценировку ратовала сама Полина Виардо, ради которой и все и затевалось композитором, но к тому моменту, когда опера наконец получила путевку в жизнь в провинциальном Руане, певица уже не подходила по возрасту для партии Далилы.
Увы, Сен-Санс, несмотря на плодотворную деятельность (написал тринадцать опер), обладал большим недостатком, который выражался в некоторой вторичности. Возможно, этим объясняется то, что в мировом оперном репертуаре сумела закрепиться только эта ария, написанная Сен-Сансом.