Директор Военного музея Карельского перешейка Баир Иринчеев и историк Артем Шипунов рассказали о годах блокады и развеяли связанные с ними распространенные заблуждения.

«Чем дальше мы уходим от того времени, тем тяжелее потомкам представить быт блокадников, поэтому история обрастает мифами, которые иногда разобщают нас. Но память о таких событиях нельзя стирать или пятнать.

С помощью документов, блокадных дневников и свидетельств очевидцев мы развеем самые распространенные блокадные мифы: стационары «для партийной верхушки», распределитель продуктов в Елисеевском магазине и ромовые бабы «для своих», — говорят исследователи.

О стационарах

Самый часто встречающийся не только в интернете, но и в авторитетных исторических источниках миф о блокаде связан со стационарами — особыми «курортами» для представителей власти, где высокопоставленные граждане якобы катались как сыр в масле, пока город вымирал от голода. Однако настоящие дневники блокадников, прекрасно сохранившиеся и находящиеся в открытом доступе, легко опровергают это обвинение.

«Стационары действительно были, вот только нигде не написано, что в них отдыхали только партийные деятели. Есть множество источников, подтверждающих, что это были медицинские заведения и для простых рабочих, и для деятелей культуры и искусства, и даже для безработных, так как многие предприятия стояли из-за нехватки ресурсов. Нужно понимать, что этих пунктов хватало не на всех, но попасть туда был шанс у любого человека в тяжелом состоянии», — объясняет краевед Артем Шипунов.

К концу 1941 года в осажденном немцами Ленинграде сильно увеличилась смертность и число страдающих дистрофией. Тогда руководство города приняло решение создать сеть стационаров — оздоровительных пунктов, где голодающим было бы предоставлено дополнительное питание, лечение и возможность отдыха. Они открывались при предприятиях и учреждениях, например, при Доме ученых и Музее истории города. Всего действовало несколько десятков стационаров в разных районах Ленинграда.

Во Всеволожском районе области действительно существовал стационар и для руководства города. Когда современные исследователи вспоминают о стационарах, они почему-то в первую очередь обращаются именно к нему, а также к дневнику находившегося в нем партийного функционера Николая Рибковского. Часто цитируется его запись от 5 марта 1942 года о приятном отдыхе и всевозможных яствах, которыми он наслаждался, пребывая на лечении. Однако последующий абзац из контекста почему-то опускается. В нем политик пишет: «Я слышал, что в городе стационары еще лучше».

Только за первые три месяца работы стационаров — с января по март 1942 года — через них прошло 64 тысячи человек. Причем среди них были люди разных статусов и профессий. Конечно, по меркам всего двухмиллионного населения города эта цифра невелика, но и такое количество спасенных от верной смерти давало людям надежду. Попасть в стационар можно было по решению начальника своего предприятия, а студенты и преподаватели ЛГУ могли при необходимости самостоятельно написать заявление на оздоровление. В зависимости от результатов медосмотра, человек мог находиться «на курорте» от нескольких дней до месяца.

Среди прочей документации, сохранился рассказ востоковеда-переводчика Александра Болдырева. Будучи в прошлом дворянином, то есть неугодным советской власти элементом, он 22 февраля 1942 года все равно оказался в стационаре при Доме ученых. Болдырев пишет в своем дневнике: «Кормят, как мне кажется, дивно. Утро — много манной или рисовой каши, яйцо, кофе. Обед — две тарелки супа, много мясного с огурцом. Вечер — мясное с кашей, огурцом, капустой, чай. Кроме того, 30 г масла и 50 г сахара к завтраку».

«Конечно, нужно понимать, что это была лишь временная мера. Он пробыл там порядка двух недель. Но вы представьте, какая это подпитка для полностью истощенного организма, настоящий праздник. После такого можно жить дальше», — комментирует Баир Иринчеев.

9 января 1942 года секретарь ЦК ВКП (б) Андрей Жданов потребовал расширить число стационаров до 15 тысяч мест одновременного пребывания. Однако в своем первоначальном виде заведения просуществовали только первую зиму блокады. Затем они были переоборудованы в диетические столовые для ослабших граждан. Но такого страшного голода, как зимой 1941−1942 года в Ленинграде уже не было. «Дорога жизни» постепенно расширялась, а в 1943 году блокада была точечно прорвана, и город стало возможно снабжать продуктами по железной дороге.

О гастрономе (Елисеевском магазине)

Еще во время блокады по городу начали ходить слухи, что в Елисеевском магазине на Невском проспекте есть закрытый распределитель продовольствия, «где есть все, но для своих». Этот миф активно продвигается в соцсетях и по сей день. На основе этого заблуждения в конце 2018 года был снят целый художественный фильм — нашумевший «Праздник» Алексея Красовского о «зажиточной» семье ученого, выполняющего правительственное задание. Но чтобы безоговорочно оспорить этот миф, достаточно зайти на официальный сайт Санкт-Петербургского исторического архива. Еще 5 лет назад в открытом доступе появились документы, разъясняющие, что происходило в центральном гастрономе на самом деле.

Ленинград всегда считался всесоюзным центром науки и искусства. Во время блокады многие академики и профессора не стали эвакуироваться и остались в родном городе вместе с простыми горожанами. К концу декабря 1941 года в правительство начали поступать письма от членов Академии наук, которые жаловались, что они и их семьи находятся на грани гибели.

«Правительство не могло позволить лучшим умам СССР умереть от голода. Поэтому, когда Жданов об этом узнал, он приказал составить списки и выдать академикам, членам-корреспондентам, деканам факультетов, ведущим архитекторам, скульпторам и другой интеллектуальной элите продуктовый набор к Новому году. Да, поручено это было Елисеевскому, но разово», — поясняют историки Баир Иринчеев и Артем Шипунов.

На сайте Санкт-Петербургского исторического архива размещена справка Горисполкома от 26 декабря 1941 года: «Ленинградской конторе «Гастроном» организовать единовременную доставку и продажу без продовольственных карточек академикам и членам-корреспондентам Академии наук СССР продуктов следующего количества: масла животного полкило, консервов мясных или рыбных 2 нормы, яиц 3 десятка, сахара полкило, печенья полкило, шоколада 300 г, муки пшеничной 3 кг и виноградного вина 2 бутылки».

Именно такой продуктовый набор получили в подарок к Новому 1942 году «избранные» семьи интеллектуальной элиты Ленинграда. Причем еду им не подарили, а просто разрешили купить — без продовольственных карточек, но за свои деньги.

В числе прочих проднабор смог приобрести известный ленинградский архитектор Александр Никольский. В своем дневнике 8 января 1942 он написал: «Из магазина вышли с пустыми санями, все погрузив в заплечный мешок, чтобы не возбуждать подозрения у милиции, как сказала директор магазина. «…» Сразу съели полпачки печенья, в хряповый суп положили консервы, съели яичницу из двух яиц каждый (всего было 3 десятка) и плитку шоколада (всего 3 плитки) на двоих с ячменным кофе и сахаром внакладку. Не скажу, чтобы был сыт, но ощущал, что организм получил чуточку того, что ему нужно. Никогда не думал, что еду буду принимать и рассматривать как лекарство».

«На такой же набор продуктов имели право все академики, члены-корреспонденты Академии наук, деканы факультетов, преподаватели ЛГУ и другие видные деятели культуры и искусства. Но даже при таком разовом послаблении получить положенную порцию еды могли не все и не сразу», — говорит Баир Иринчеев.

Дело в том, что сложности были не только с ввозом продуктов, но и с ввозом наличных денег в Ленинград. Исследователи часто забывают, что даже продовольственные карточки не давали право получать еду бесплатно. Они лишь позволяли потратить на продукты деньги, заработанные тяжелым трудом. Поэтому, чтобы приобрести новогодний проднабор, работникам науки и культуры нужно было сперва получить свою зарплату, которая задерживалась порой месяцами.

О ромовых бабах

«Фейсбук и Вконтакте сейчас буквально пестрят фотографией, на которой изображен кондитер с партией ромовых баб в блокадном Ленинграде. Она настолько часто попадается, что уже стала мемом, ее только ленивый не репостнул. Но вот откуда там взялась подпись, что этих баб пекли опять же для партийной верхушки, для Смольного, я до сих пор не пойму», — рассказывает Баир Иринчеев о последнем из самых распространенных блокадных мифов.

По словам историка, фотография подлинная. Она сделана 12 декабря 1941 года. В Ленинграде действительно работала кондитерская фабрика, которая производила ромовых баб и даже шоколад. Конечно, состав сладостей был далек от оригинальной рецептуры. Муку, сахар, какао и пряности экономили и заменяли подручными средствами.

Тем не менее, при желании и наличии денег порадовать семью хотя бы таким «суррогатным» пирожным можно было даже в самые тяжелые времена. Норма кондитерских изделий, хоть и крайне небольшая, полагалась всем ленинградцам. В блокаду существовали специальные продовольственные карты на сладкое, вот только реализовывались они по понятным причинам крайне редко.

Соответствующую запись оставила в своем дневнике художница и театральный декоратор Любовь Шапорина 10 декабря 1941 года. Она ходила на постановку «Дворянского гнезда» в здании все того же Елисеевского магазина. Описанная ею публика была крайне разношерстной: и на улице, и в помещении стоял лютый мороз, поэтому в пальто, шапках и полушубках в зале ютились вместе и рабочие, и деятели культуры, и политики. В буфете всем имеющим карточки продавали вышеупомянутые ромовые бабы — такие же, как на известной «скандальной» фотографии.

Все упомянутые в тексте свидетельства можно найти и прочитать полностью на сайте Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга и на других открытых интернет-ресурсах в свободном доступе. Историки Баир Иринчеев и Артем Шипунов призывают читателей доверять только собственным глазам и авторитетным источникам и не поддаваться на провокации и фальсификации. Ведь неправильное представление о таких важных и серьезных исторических событиях, как блокада Ленинграда, может порочить память погибших и даже разжигать вражду между людьми. Священная история народа не может использоваться для достижения каких-либо политических или экономических целей.