Это был тот момент, когда пропасть катилась в мир.
А не наоборот, как обычно всегда бывает.
Он вслепую стрелял, и смеялся над ним весь тир.
Он ждал поезда, но приходили одни трамваи.
Он не мог разобрать, для чего и куда идти,
но зачем-то шагал, наплевав, что устали ноги.
Он стучался в дома, что росли вдоль его пути.
Он приветствовал всех, кто встречался ему в дороге.
Все молчали в ответ и никто не открыл дверей.
И тогда он решил, что, наверное, он невидим.
Став невидимым, он начал чувствовать мир острей.
Став отдельным от всех, он себе самому стал лидер.
И тогда он увидел, как пропасть накрыла мир.
Всё взлетело на дно, а не рухнуло, как обычно.
Вверх ногами дома. Кувырком миллион квартир.
А потом темнота.
А потом кто-то чиркнул спичкой.
Он лежал на земле, сколько дней или сколько лет
он не мог бы сказать, но никто не спросил об этом.
Он склонился над ним, тот расплывчатый силуэт,
что со спичкой в руке — и с единственным в мире светом.
Он сказал ему: «встань». Он поднялся с большим трудом.
Там, на дне, высоко, полз тот мир, где он был не нужен.
Тот, со спичкой, сказал: ты нашёл, наконец, свой дом,
не прогнувшись под мир.
Поспешим?
Дома стынет ужин.