Для начала я напишу один очень умный абзац. Без него нельзя. Но вы не бойтесь: он скоро кончится.
Я по образованию лингвист. В лингвистике существуют, помимо всего прочего, три лингвистики: сравнительная, сопоставительная и контрастивная. То есть, грубо говоря, если сравнивать польский язык с близким ему чешским — получится сравнительный анализ, если французский с английским — анализ сопоставительный, а вот если корейский с мордовским или норвежский с африканским языком муму; - контрастивный. Потому что муму; и норвежский похожи друг на друга, как я на Дженифер Лопес. Или как Пугачева с макияжем на Пугачеву — без. Всё. Умный абзац кончился.
Мой личный опыт подсказывает, что туризм тоже может быть сравнительным, сопоставительным и контрастивным.
Переехал на поезде из России в Украину — н; тебе сравнение. Колбасы с салом, например.
Переехал через Рейн на пароме из Франции в Германию — н; тебе сопоставление. Круассана с сосиской. Или вина с пивом. Или арабов с турками.
Несколько раз у меня получалось так, что я — по независящим от меня обстоятельствам — путешествовал по контрасту. Один раз после Монголии попал в Голландию. Другой раз после Гваделупы — в Непал.
А вот однажды сложилось так, что я очутился в Индии, а потом, почти сразу, — в Швейцарии. (Может быть, и хорошо, что не наоборот.) И я снова увидел, что жизнь, как говорится, оказалась богаче.
Возникает что-то типа эффекта контраста бани с прорубью. В результате достигается синтез, близкий к кайфу, катарсису, инсайту или нирване. Это уж что кому ближе.
Швейцария и Индия — совсем разные. Ну, казалось бы, совсем-совсем ничего общего.
И вместе с тем эти страны, как это ни парадоксально, очень похожи. Крайности, как известно, склонны сопрягаться.
Во-первых — коровы. Это святое.
Символ Швейцарии — черно-белая корова. Швейцарцы долго оспаривали этот символ у Голландии. Или наоборот — голландцы у швейцарцев, трудно понять. В результате голландцам достались символические ветряки. А швейцарцам — брендовые коровы. У голландцев тоже есть буренки. А-ля гжель. Но это не считается. Странно, что швейцарцы не подают в суд на сеть наших ресторанов «Му-му». Тем более, что все суды у них под боком: можно сказать, ручные. В Женеве, в Лозанне. Да и Страсбург, как говорится, не за горами. Голландцы, между прочим, тоже вполне могут подать в суд на Гжель. У них под боком не просто суд, а трибунал. В Гааге. Но это — к слову.
И в Индии, и в Швейцарии корова — священное животное. Только в Индии ее никто не ест, зато и не кормит. Индийские тощие коровы — это что-то вроде теней отца Гамлета. Или обомжевших манекенщиц. В анфас индийская корова — картонка с рогами.
Зато в Швейцарии коров с большим удовольствием кушают, но кормят и ухаживают за ними, как средневековые рыцари за дамами. Даму, правда, потом сожрут, но до забоя она живет в свое полное удовольствие. Права её защищают в Женевском суде. Гуляет она по живописным изумрудным альпийским лугам, огражденным проволокой. По проволоке идет слабый разряд тока. Ткнет полорогая дама свой мокрый носик-трюфель в проволоку, бархатисто выругается своим парнокопытным матом и побредет обратно на лужок. Трава в женевских Альпах сочная. Каждая травинка — как огурец. Коровий хрумтеж слышен за полкилометра. Если прислушаться — есть даже маленькое эхо в звенящей горной тишине. Или это только кажется?
Я, честно говоря, даже и не знаю, какой корове лучше — индийской или швейцарской.
В Швейцарии, как известно, 26 кантонов. В каждом свои законы, обычаи и заморочки. Все кантоны совершенно разные. 26 кантонов — 26 Швейцарий. В Индии, как все знают, 25 штатов. (Почти совпадение). 25 штатов — это 25 Индий. Без преувеличения.
В Швейцарии много языков. Немецкий, французский, итальянский, ретороманский. Да ещё почти все говорят по-английски. В общем — пять языков на семь с лишним миллионов человек — это сильно. Все худо-бедно полиглоты. И каждый из языков и менталитетов вносит что-то своё.
Есть такой известный европейский анекдот. Что такое рай? Рай — это когда англичане принимают, немцы организуют, французы кормят, а итальянцы развлекают. Ад же — это когда французы принимают, итальянцы организуют, англичане кормят, а немцы развлекают. Не знаю, что в Швейцарии, но не ад — это точно.
В Индии тоже очень много языков. Неизвестно сколько. Несколько сотен. Поскольку неизвестно и то, сколько индусов (то ли миллиард, то ли полтора), — все справедливо. Индусы тоже худо-бедно полиглоты.
В Швейцарии очень чисто на улицах, автотрассах, в сортирах и в лесах. (Лес и сортир в Швейцарии, в отличие от России, — антонимы).
В Индии, мягко говоря, все наоборот. Зато индус с утра до вечера чистит чакры и прочие духовные внутренности. Швейцарец же никаких внутренностей не чистит. Ни духовных, ни материальных. Он ест фондю. Это, как известно, плавленый сыр в вине. Суровая вещь. Калорийности одной порции — Федору Емельяненко хватило бы на все бои жизни. Готовят фондю в, извините, какелонах. Это специальная посуда для открытого огня. Из какелонов же, еще раз извините, и едят.
Я один раз съел порцию фондю и потом целую неделю был непробиваемо сыт и задумчив. Такое выражение лица (которое я видел у себя в зеркале) я наблюдал только один раз в жизни. Когда наш кот Барсик забрался на бойню и сожрал полтуши барана. Барсик повис на туше, вцепившись в неё когтями, и, мудро, как Штирлиц, глядя вдаль, околел от пережора. А я выжил. Но фондю больше не хочу. Вернее, хочу, но не могу.
Вообще, швейцарцы — интересные ребята. Племена гельветов. Если разобраться, Швейцария-Гельвеция — это что-то типа европейской Чечни. Лет пятьсот назад горные швейцарцы считались в Европе самыми крутыми наемниками. Против этих мордастых диких головорезов с дубьем не могли устоять никакие рыцари. Потом в Швейцарию пришли французы. Они научили европейских чеченцев многим полезным вещам. Основных полезных вещей было, пожалуй, четыре. Это: банки, часы, шоколад и, до кучи, фондю. Боевое дубьё было пущено на жарку последнего. Гельветы надели камзолы, фраки и пиджаки, нацепили на толстые запястья часы за 10000 евро, засосали шоколадку и стали самой преуспевающей мирной конфедерацией.
Уверен, кстати, что нашу Чечню рано или поздно ждет примерно то же самое. Вот увидите. Война и бизнес — это примерно одно и то же. Кто хорошо воюет, тот хорошо торгует. И наоборот.
Швейцарцы никогда никуда не торопятся. Лет пятьдесят-шестьдесят для обсуждения и принятия очередного закона — не срок. Именно поэтому они, как бы в насмешку над миром, делают лучшие в мире часы и продают их нам. Задорого.
Индусы тоже никуда не торопятся. Совсем. Им даже и часы не нужны.
Сейчас будет еще один нелегкий абзац. Но он необходим.
Согласно индуизму, есть 4 века: Критаюга, Третаюга, Двапараюга и Калиюга. Мы живем в Калиюге. Наша Калиюга началась в 3102 г. до н.э. и продолжается до сих пор. Все 4 века вместе называются — Махаюга. Дальше. 1000 махаюг (т.е. 4320000000 лет) — это один день бога Брахмы. День Брахмы называется Кальпа. В 1 кальпе 14 манвантар. После каждой манвантары — всемирный потоп. То есть всемирный потоп случается каждые 309000000 лет. Не очень часто. Брахма живет 100 лет. То есть 36500 махаюг. По-нашему — примерно 158 триллионов лет. Не очень долго. Потом Брахма то ли умирает, то ли засыпает, и наступает кирдык всему. Кирдык называется Пралайя. И длится тоже 158 триллионов лет. Потом кирдык прекращается, и Брахма просыпается-рождается вновь. И так до бесконечности. Сейчас нашему Брахме 50 лет. Он бодр и энергичен. Мы живем в 1-ый день 51 года Брахмы. 28 махаюга, если так вам станет понятней. И вообще жизнь — это или игра («Лали»), или иллюзия («Майя»). И торопится совершенно некуда. Наша цивилизация, еще несколько сотен миллионов лет протянет. Мне лично индийские масштабы нравятся.
Обо всем этом мы говорили с моим знакомым швейцарцем Жаном, когда ели фондю «Нешатель» в Женеве, в ресторане «О-з-Армюр». Жан — владелец часового магазина. Это он пригласил меня в ресторан. Когда-то давно, еще в начале 90-ых, он начинал изучать русский язык. Я был его преподавателем. Жан прожил в Москве месяц. Выучил выражения «красивая девушка», «где туалет?», «у вас нет демократии» и «хочу домой». Потом он уехал к себе в Женеву.
Он приехал в Москву в надежде найти русскую жену. Но не нашел. Женился потом на швейцарке, добротной и молчаливой. У них пятеро детей.
Жану за 50, примерно как Брахме. У него очень толстые запястья. На правом запястье — швейцарские часы «Buran». Недорогие. Всего-то каких-нибудь 8−9 тысяч евро. Жан — скромный человек. Был. Но об этом ниже.
Если с него снять костюм от Армани, надеть национальный швейцарский и дать в руки дубину — получится нормальный наемник. Лицо круглое и розовое. Лысина блестит, как выдраенный плац. Непроницаемые серые глаза доброго питона. Шея немного толще головы. Армани на исполинских бицепсах и ляжках держится на честном слове. Когда Жан энергично макает вилку с хлебом в фондю и крутит ее там, кажется, что ткань на предплечьях тихо стонет. Жан тоже тихо стонет, запуская фондю в рот:
— Чувствуешь привкус кирша? А?..
Кирш — это вишневый бренди. Фондю «Нешатель» готовится на кирше и белом вине.
— Чувствую, — вру я.
— М-м-м. А чеснок?
— А как же! Чесночек, это мы любим…
— Главное — это чеснок. Перед тем, как топить сыры, какелон надо хорошенько натереть чесноком.
Натереть какелон чесноком… Ассоциации у меня возникают, понятное дело, не т. е. Но я согласно киваю головой.
— А мускат с лимоном чувствуешь?
— Да-а-а! Их я очень даже чувствую!
— Ну и как там, в Индии?
— Мне понравилось.
— Говорят, там очень грязно.
— Что есть, то есть.
— Свиньи твои индусы. Ты подольше держи хлеб в сыре. Крути его, крути!.. Вот так. Сыра должно быть больше, чем хлеба. Иначе не наешься.
— Да я уже, мягко говоря, наелся… — отпыхиваюсь я.
— Я тебе дам «наелся»! Сейчас говядину принесут.
— Как?! Еще и говядину?
— А как же!.. Да ты не бойся. Тушеная говядина по-швейцарски совсем легкое блюдо: мука да томатная паста. Ну, лук, петрушка… Это уже вообще не считается.
— О Господи!..
— Говорят, индусы совсем не едят говядину.
— Нет, не едят.
— Ну и дураки твои индусы. Зачем же вообще нужны тогда коровы?
— Чтобы… жить, наверное…
— Кому?
— Коровам…
Жан с интересом посмотрел на меня:
— Гм… Если все коровы будут жить, то что же тогда будут есть люди?
— Рис, например, капусту…
— Ну, нет. Диета, вегетарианство… Это не по мне. Ты крути, крути… Вот так. Чтобы хорошо жить, надо хорошо работать, а чтобы хорошо работать, надо хорошо есть. Согласен?
— Вполне.
— Говорят, индусы не очень любят работать.
— Пожалуй, не очень.
— Бездельники твои индусы. И что же они делают с утра до вечера?
— Живут… — пожал я плечами.
Жан опять с интересом посмотрел на меня:
— Гм… «Живут»… В сутках 24 часа. Их надо провести с пользой. Восемь часов я сплю. Четыре — отдыхаю и ем. Остальные двенадцать — работаю. Спать, отдыхать, есть и работать — это я понимаю. Я сплю, ем и отдыхаю, чтобы лучше работать. А что такое «жить»? Глядеть на бабочек? Или думать о всяких глупостях вроде смысла жизни? Вы, русские, это любите. Толстой, Достоевский… Но я не Достоевский, я — Жан Этьен, продавец часов. Что такое «жить»? — в его вопросе прозвучало что-то пилатовское.
— Жить — это жить, — пожал я плечами.
— Не понимаю! — Жан воткнул вилку в какелон.
«О Господи!..»
— Смысл жизни в самой жизни, — отчеканил он, выделяя каждое слово. — Согласен?
— Вполне.
— Бог создал меня, Жана Этьена, чтобы торговать часами. Это моя профессия. И я буду ими торговать! — на его красной шее набухли голубые провода. — И я буду есть фондю, спать и отдыхать, чтобы торговать часами. А часы нужны людям, чтобы четко знать: когда — работать, когда — есть, когда — спать и когда — отдыхать. Согласен?
— Вполне.
— Время надо беречь. Его надо ценить. А твои оболтусы индусы время не ценят и не берегут. У них что, много лишнего времени? Пускай поделятся со мной.
— Да, у них очень много времени…
— Не понимаю! — гневно вынул он вилку из какелона. — Объясни!
И здесь я в общих чертах рассказал Жану про сто лет Брахмы, про махаюги и прочие Лали.
Жан слушал очень внимательно. Иногда кое-что переспрашивал. Хмыкал. Пофыркивал. Удивленно покачивал головой. Брахма шел под тушеную говядину по-швейцарски, а потом — к моему ужасу — под шоколадный торт.
Рассказ был окончен. Жан доел торт (я к нему почти не притронулся), откинулся на спинку стула. Помолчал. Посмотрел на часы. Снял их. Положил в карман. Еще помолчал. Потом, вздохнув, сказал:
— Пожалуй, надо все-таки съездить в эту твою дурацкую Индию…
С тех пор прошло около пяти лет. Сейчас Жан в Индии. С женой и детьми. Магазин продал. Живет в какой-то индуистской общине. Медитирует. Говядину не ест. В общем, как говорят в родной деревне моего папы, маковкой занедужил. Во многом, наверное, по моей вине.
А я, когда летел из Женевы в Москву, видел, помню, сон: я — Брахма, сижу у себя на даче под Яхромой и кушаю фондю.
То есть у меня, как видите, тоже с головой не все в порядке…
Но говядину я все-таки ем. Чтобы лучше писать рассказы. Потому что — это моя профессия.