Моя вина, что я пишу стихи
и прячу боль за каждой новой строчкой.
Вы на меня повесили грехи,
считая вольнодумной и порочной.

Мой грех, что я живу не так, как вы
и душу нараспашку открываю,
что устаю от сплетен и молвы,
порой жалея, что еще живая.

Не создаю я мир из заблуждений,
из бесконечных жалоб и обид,
но знаю, как съедают душу тени
и сердце в адском пламени горит.

Я знаю: от падения до взлета —
один лишь шаг, один короткий миг,
что смерть стоит давно за поворотом,
когда в душе беспомощный старик.

Не надо мне сейчас нравоучений.
Я горечь много лет горстями пью,
но никогда не встану на колени,
не брошусь в ледяную полынью.

Вы душу мне завесили рогожей,
что из колючек соткана и зла,
оставив сотни ран на тонкой коже,
когда хотелось света и тепла.

Нет. Я не лист по осени продрогший
и не клочок бумаги на ветру,
но первая в вас камень я не брошу,
лишь, молча, слезы горькие сотру.

Вы о Всевышнем, видно, позабыли,
коль вытоптали душу мне до дна,
когда в нее швырнули горсти пыли,
но с глаз моих упала пелена

Нет. Этим вы меня не раздавили.
Я вытерлась. Настала пустота,
когда в надежду дверь тайком закрыли,
распяв святую душу, как Христа.

Нет. Я не плачу. Видно вышли сроки
когда жила я, вам безмолвно веря
и выучила жёсткие уроки,
что боль души слезами не измерить.

Мне очень жаль, что были вы глухи
и не желали сердце сердцем слушать…
Моя вина, что я пишу стихи
и в строчках открываю настежь душу.