Она улыбалась…
И казалось даже, что сквозь улыбку Ее, сквозь кофейные глаза проглядывают искрящиеся солнечные лучики… Много-много… Так много, что незамедлительно хотелось рассмеяться в ответ, протянуть Ей ладони или обнять за плечи, нащупать на спине невидимые крылья, спросить, не фея ли Она… или, на худой конец, не бабочка ли из волшебных снов… Она улыбалась, пряча в уголках губ ей одной ведомую тайну… тайну бесчисленных маленьких игрушек, камней, бус, спящих на Ее полках… Трудно было сказать, сколько Ей лет на самом деле… Да и существует ли для фей время?.. Женщина-девочка… Она любила свои игрушки… Она любила свои тайны, разбросанные повсюду в живописном беспорядке … Она любила камни…
А еще… Она очень любила свой зонт. Розово-белый с какими-то надписями на чужом, непонятном, наверняка, птичьем, языке… Она берегла его для новой сказки, которую еще не успела придумать… А может быть, Она и есть та самая Мери Поппинс?.. Увы, этого никто не знал… И даже то, что я упросила ее однажды поменяться зонтами, ни на миллиметр не приоткрыло завесу… С моим черным зонтом Она еще более стала походить на легендарную героиню из сказки Памелы Треверс… на ту героиню, которую обожают все дети земли… и которая ждет восточный ветер, чтобы улететь вместе с ним в далекую страну… Порой, я мысленно кричала Ей вслед:
- Постой, Мэри !.. Куда ты?..
Она улыбалась и слегка гладила мою ладонь… И в глазах Ее вечерела едва заметная, таинственная печаль… И поймав мой крик, Она как будто отвечала взглядом:
— Я вернусь… Обязательно вернусь, слышишь…
И Она возвращалась… И распахнув в углу промокший зонт, ставила на плиту чайник… звонила мне… И вот уже через некоторое время мы, заливаясь смехом, вместе жарили оладьи из молодых кабачков… И голубоглазая Ее кошка путалась у нас под ногами… и пару раз я случайно отдавливала ей лапу, сама подпрыгивая до потолка от кошачьего визга… И брызгало масло со сковородки… И брызгало солнце то ли из распахнутых окон то ли из глаз наших … А потом, наевшись до отвала, мы валялись на диване и вслух размышляли о высоких материях… … или просто притворялись, что спим… Я любила украдкой разглядывать серебряную бабочку на Ее кольце… Огибающая крылышками палец, она казалась мне невероятно нежной… живой…беззаветно преданной своей хозяйке, которая никогда с ней не расставалась… Бабочка… Символ хрупкой души… Я чуть слышно гладила мизинцем серебряные крылышки и думала о том, что сегодня, наверное, опять будет дождь… и что теперь Ее волшебный зонт у меня, и Она никуда не улетит, даже если на улице будет гулять тот самый восточный ветер… Она слушала мои мысли… и улыбалась во сне… И бабочка на кольце едва заметно качала крылышками…
И голубоглазая обидчивая кошка подозрительно косилась на них из дальнего угла…
Я не знаю, что происходило в Ее доме, когда за мной закрывалась стальная дверь… Что видели стены… О чем молчала кошка… Быть может, происходило чудо, и серебряная бабочка оживала… и обнимала ее огромными крыльями… и согревала… и прятала от ершистого и грубоватого подростка-сына… от приступов беспричинной ярости матери… от грозовых воспоминаний детства… от предательства… от одиночества, наконец… Обнимала бережно и мягко… уносила на крыльях куда-то далеко-далеко…где солнце… где радость… где море и теплый нежный песок… вырывала Ее из страхов и слез и, обняв, тихо гладила по волосам… «Радуйся…радуйся…радуйся…» — вторил восточный ветер, принося Ей в ладонях рассвет… И Она начинала радоваться… и верить… и спешила поскорее вернуться назад, чтобы обнять стареющую и злящуюся на всех вокруг маму и еще ничего не смыслящего в жизни сына… и еще многих, многих, многих людей… чужих, далеких, странных, ни о чем не догадывающихся, жадно купающихся в Ее тепле и свете… а, иногда, бесцеремонно пытающихся отобрать этот свет…
Но Она все равно спешила… Спешила, порой, устремляясь в самый огонь… Но, слава Богу, серебряные крылышки… не горят…