— У него переходный возраст.
— В смысле?
— В смысле, переход от юношеского максимализма к старческому маразму…

Мне двадцать восемь лет. Мои дети ходят в садик, я работаю, работаю, работаю…
Мне двадцать восемь лет. Мои дети уже ходят в школу. На работе — аврал, отчет, баланс…
Мне двадцать восемь лет. Отпросилась с работы, у дочери выпускной… Да и мальчишки уже старшеклассники. А я работаю…
Мне двадцать восемь лет. Сыновья после школы пошли учиться дальше. Я работаю, работаю…
Мне двадцать восемь лет. Дочь выходит замуж. На свадьбу мне делают шикарнейшую прическу. Я приношу на работу фотографии…
Мне двадцать восемь лет. Сыновья закончили институт. Старший женился. Я работаю, работаю…
Мне двадцать восемь лет. Старший внук собирается в школу. Младший скоро пойдет в садик. Я работаю…
Мне двадцать восемь лет. Мне всё ещё двадцать восемь лет.
Я не знаю, чем знаменит этот возраст, но в душе мне двадцать восемь лет.

По-НЕ-ДЕЛь-ник… …Воспринимается значимая часть слова… НЕ-ДЕЛАТЬ…
Вероятно, предки не рекомендовали в этот день приступать к работе.
Во всяком случае, заронили такую мысль.

Было моему сыночку полтора годика.
Учила я его всяким делам, типа, где ручки, где глазки. Он всё показывал. Тогда я спросила: а где Серёжа?
И он показал на лоб между бровей. Место, которым он думает.

А в два года он уже разговаривал.
Я спрашивала:
— Как тебя зовут?
У него было плохое настроение, поэтому он сказал:
— Никто не зовут!
— Сколько тебе лет?
Молчит.
— Скажи: мне два года.
Он посмотрел на меня как на маленькую, и выдал:
— Тебе два года!

Самый лучший начальник тот, который
не мешает
работать!