7 ноября 1917 года в Петрограде свергли Временное правительство, власть перешла в руки Советов. А в Киеве на другой же день создали высший исполнительный орган власти — Краевой комитет охраны революции при Центральной раде, причём Рада не признала власть советов. Зато она объявила частью Украины Донбасс и Харьков, которые от веку были только русскими. Жители этих областей не согласились, а учредили Донецко-Криворожскую советскую республику (ДКР) в составе России. Она включала также Харьковскую и частично Херсонскую губернии.

Центральная Рада, подписав в Бресте договор с Германией и Австро-Венгрией, разрешила им ввести на Украину свои войска, и раз уж Донбасс она считала своим, то уже весной 1918 года немцы вступили на территорию ДКР. Их войска заняли Харьков, и правительство ДКР переехало в Луганск, а когда немцы заняли и его, руководство республики ушло за Дон к Царицыну.

Кажется странным, что как раз в это время ЦК РКП (б) в Москве признал Донецкий бассейн территорией Украины. Но такое согласие с позицией Киева позволило в марте 1919 года, проводя украинский Съезд Советов в освобождённом от немцев Харькове, учредить Украинскую советскую социалистическую республику. Из этого понятно, что Ленин и Сталин не «дарили» Новороссию Украине, а использовали её как инструмент внедрения Советской власти и социализма. И далее до 1934 года столицу Украины держали в Харькове!

Не будем забывать и того, что свою-то революцию коммунисты России, в отличие от киевских революционеров, позиционировали как пролетарскую. А на тех землях, что можно назвать «исконной Украиной», пролетариата практически не было, то есть революция не имела опоры. Поэтому присоединение к Украине промышленно развитой Новороссии создавало и революционную базу, и экономическую сцепку двух республик.

Украинизация Новороссии и попытки захватить Таганрог

В 1920-х годах — когда Украина уже вся была советской, в вопросы социально-экономические опять вмешался традиционный для украинских политиков этнический вопрос. Помимо усиленного насаждения украинства на землях Новороссии, новое правительство вознамерилось присоединить к Украине все земли, где более или менее массово жили переселившиеся когда-то, пусть даже двести лет назад, люди «украинского корня». Прежде всего, попытались забрать себе Таганрог и то, что вокруг него. Таганрог, правда, этого не хотел, и дело встало.

После образования в 1922-м Союза ССР спор снова разгорелся. Украина напирала на этнический состав города, а Россия — на экономическое значение Таганрога, как единственного глубоководного порта России на Азовском море, при том, что Украина уже имела два: Мариуполь и Бердянск.

Вдобавок Украина подала в ЦИК СССР заявку на присоединение едва ли не половины Курской области, некоторых волостей Воронежской и Брянской областей РСФСР, и часть Гомельской области БССР. Население и власти всех этих территорий возражали.

Украинская сторона размахивала историческими справками, составленными историками Д. Багалеем и М. Грушевским. А деятели пограничных российских областей указывали на изрядную этническую чересполосицу и на результаты опросов: живущие в этих областях украинцы не знали уже украинского языка, и не хотели его изучать. Но Украина требовала, чтобы украинцы России оставались бы в рамках украинской культуры! — замалчивая, однако, что на её-то территории несколько миллионов русских вопреки желанию подвергались украинизации.

Причём Россия-то, ввиду явной этнической чересполосицы этих земель, во многих случаях в пользу русских, отнюдь не требовала на этом основании передать целые области в юрисдикцию и культурное влияние РСФСР.

Осенью 1925 года председатель ЦИК СССР М.И. Калинин подписал постановление о границе между республиками. Таганрог остался России; список волостей, переданных Украине, сократился. Но украинские вожди продолжали мечтать о новых территориях!

«Украинобесие» 1928 — 1932 годов

Начиная с 1928 года в ростовском Приазовье, в Воронежской и Курской областях, а особенно на Кубани ни с того, ни с сего разгорелась очередная украинизация. В учреждениях вводили двуязычие. Чиновники украинского наркомпроса открывали здесь украинские школы; украинские журналисты налаживали выпуск газет; сотрудники НКВД УССР проводили опросы населения, собирали информацию.

Жители прозвали происходящее «украинобесием», а учёные до сих пор не могут понять, зачем это делалось. Может быть, кто-то мечтал о возрождении Киевской Руси, а может, кто-то грезил о том, чтобы поставить Россию в зависимость от Украины, отрезав её от Чёрного моря. Очень влиятельные силы гасили любую критику украинизации.

Во МХАТе, в постановке по пьесе Булгакова «Дни Турбиных», зрители слышали фразы о «чёртовой комедии с украинизацией», или что на Украине «ни один человек не говорит на языке страны». Слышали, пока в феврале 1929-го группа украинских писателей на встрече со Сталиным в Москве не посетовала, что Булгаков, де, «очерняет»… Сталину пьеса нравилась, он считал её полезной, но вот факт: все пьесы Булгакова были сняты с репертуара, лишь бы успокоить украинскую «интеллигенцию».

Между тем, сохранившиеся отчёты того времени свидетельствуют о провале дела. Жители подвергшихся украинобесию областей боялись пересмотра границ. Отказывались отдавать детей в украинские школы. Не хотели украинизации письмоводства и прочего. Сотрудники ОГПУ СССР признали, что местное население не понимало литературного украинского языка. А нелитературный язык давно преобразовался в суржик, включавший элементы и украинского, и русского языков. Это был язык базара, улицы, но не культуры. В большинстве семей свободно говорили на полноценном русском языке.

«Украинский язык мы уже забыли, охотно мы и наши дети учим русский язык. Украинская литература для нас непонятна», — писали потомки давних переселенцев.

В Воронеже в крестьянской «Нашей газете» открыли новую рубрику, так называемый «украинский куток», в расчёте на то, что крестьяне будут присылать заметки на украинском языке. После двух-трёх заметок «Куток» заглох просто потому, что не приходило статей.

Самое ужасное, что украинизация порождала в народе антисоветские настроения. И наиболее активная борьба против власти Советов разгорелась именно в тех районах Кубани, где работали сотрудники Наркомата народного просвещения УССР, чекисты и активисты «национального возрождения», о чём сообщали в Москву сотрудники ОГПУ в 1930 — 1932 годах. Но начальственное «украинобесие» продолжалось.

Только в самом конце 1932 года постановлением Северо-Кавказского краевого исполнительного комитета эти процессы на территории края были полностью остановлены. Радиовещание и книгоиздательскую деятельность перевели на русский немедленно. Украинским газетам, выходившим на Кубани, было велено перейти на русский язык в трёхдневный срок (к 31 декабря), а в официальном делопроизводстве прекратить использование двуязычия в четырёхдневный (с 1 января 1933-го). Все школы надлежало русифицировать к осени 1933 года. Так всё и было сделано.

В январе постановление краевой власти одобрили СНК СССР и ЦК ВКП (б), в партийных и советских органах, как и было заведено в те годы, начались чистки и аресты. Некоторые сторонники «украинского дела» загремели на нары, но были и такие, которые возглавили теперь борьбу с «националистическими перегибами»…

А Булгакову сообщили, что «Дни Турбиных» срочно возобновляют во МХАТе…