Жукова и Эйзенхауэра связывали теплые и доверительные отношения даже в период холодной войны.

У двух полководцев Второй мировой было немало общего. Дуайт Эйзенхауэр вырос в семье скромных тружеников в канзасской глубинке, Георгий Жуков происходил из бедной крестьянской семьи Калужской губернии.

Жуков и Эйзенхауэр впервые встретились 20 мая 1945 года в Карлсхорсте на банкете в честь Победы над Германией. По словам младшего брата будущего президента США, эта встреча была «исключительно дружественная и сердечная», Эйзенхауэру понравилась простота, непринужденность и чувство юмора русского военачальника.

В процессе общения Верховный главнокомандующий экспедиционными силами поинтересовался у маршала, как в ходе Берлинской операции Красной Армии удалось преодолеть минные поля на Зееловских высотах, прикрытые заградительным огнем. Ответ Жукова, который Эйзенхауэр позднее привел в своих мемуарах, стал для американского военачальника шоком.

Со слов Эйзенхауэра, Жуков объяснил, что на подходе к минному полю он бросает вперед пехоту — она идет так, словно никаких мин и нет. «Мы считаем, что потери от противопехотных мин равны потерям, которые мы получили бы от пулеметно-артиллерийского огня, если бы немцы решили защищать этот участок хорошо вооруженными войсками, а не минами». При этом пехота в силу недостаточного веса благополучно минует места залегания противотанковых мин, которые затем обезвреживают саперы, проделывая проходы для танков и техники.

Эйзенхауэру сложно было понять, как прославленный полководец может разбрасываться жизнями своих подчиненных. Трудно представить, что заявили бы американские или британские солдаты, если бы мы проделали с ними нечто подобное, рассуждает генерал. Он приходит к выводу: «Американцы измеряют цену войны человеческими жизнями, а русские — общими расходами нации».

На страницах своих мемуаров Эйзенхауэр рассуждает, что успешность действий пехотинцев напрямую зависит от умения командования перебросить их к месту боя без изнурительных маршей, обезопасив от случайного огня. В американской армии доставка личного состава по возможности осуществлялась на бронемашинах, что существенно снижало уровень потерь.

Жуков, по мнению Эйзенхауэра, не проявлял никакого интереса к подобной заботе о пехотинцах, и в целом русские считали слишком затратными меры по защите солдат от ран и истощения. В представлении американского военачальника, советское командование полагало, что Великие победы всегда куются дорогой ценой.

Многие исследователи считают, что слова Эйзенхауэра о русской пехоте, которую якобы бросали на минные поля, не стоит воспринимать за чистую монету. По их мнению, американский генерал мог домыслить, приврать или не так понять Жукова. Возможно, имела место неточность переводчика или Жуков под пехотой подразумевал саперов. А может, это был своебразный пример армейского юмора советского полководца, который Эйзенхауэр с его западной ментальностью просто не смог понять?

Впрочем, сохранились воспоминания фронтовиков, которые утверждали, что по приказу Жукова на минные поля гнали коллаборационистов и преступников, и зрелище это было ужасающее. Есть информация, что глава советской военной миссии в Великобритании генерал Андрей Ратов в ответ на предложение союзного командования принять британские миноискатели произнес загадочную фрау: «В СССР для этих целей мы используем людей». Но мог ли Жуков бросить почти на верную смерть не заключенных, а солдат? На этот вопрос нет однозначного ответа. Ясно только то, что Берлин нужно было брать фактически любой ценой. Для Сталина было не принципиально, кто из маршалов первым войдет город, но Жуков лаврами победителя делиться не собирался.

Различие между Эйзенхауэром и Жуковым было и в другом вопросе. Во время одной из встреч американский генерал упомянул о такой проблеме, как забота о немецких военнопленных, которые десятками тысяч попадали в руки союзников. Эйзенхауэр сообщил, что выдавал бойцам вермахта такой же паек, какой и собственным солдатам. Но Жуков такое благородство не оценил. «Зачем Вы это делали?!», — воскликнул он.

Эйзенхауэр объяснил, что, во-первых, он выполнял условия женевской конвенции по военнопленным, во-вторых, не хотел давать Гитлеру повода для плохого обращения с американскими и британскими солдатами, которых также было немало в германском плену. «Но что вам за забота до солдат, захваченных немцами?! Они попали в плен и уже все равно не могли дальше сражаться!», — таким был ответ маршала.

Жуков и Эйзенхауэр встречались неоднократно. После банкета в честь победы над Германией они пересеклись 10 июня во Франкфурте в штабе американской армии, а в августе 1945 года по приглашению Жукова Эйзенхауэр посетил Советский Союз. Он стал первым иностранцем, кому позволили взойти на трибуну мавзолея Ленина. Жуков тогда заметил, что в СССР нет такого места, куда нельзя было попасть американскому гостю.

Об отношениях Эйзенхауэра и Жукова красноречиво свидетельствует следующий факт. 7 ноября 1945 года на торжественном приеме в Берлине Жуков, встречавший гостей в центре зала, вопреки этикету, неожиданно удалился для общения с прибывшим Эйзенхауэром. Они уединились в отдельном помещении, где был сервирован стол с изысканной закуской. О чем они говорили — доподлинно неизвестно, так как на этой встрече не нашлось места Андрею Вышинскому, которого Сталин назначил политическим советником для участия во всех переговорах.

Легендарные военачальники продолжали поддерживать контакты и после того, как покинули Германию. Общение осуществлялось в том числе и в форме обмена подарками. В частности, Жуков подарил американскому коллеге шкуру белого медведя и русские деликатесы, которыми Эйзенхауэр потчевал свои друзей. Он надеялся, что Жуков нанесет в Соединенные Штаты ответный визит, но он так и не состоялся.

В следующий раз Жуков и Эйзенхауэр встретились в июле 1955 года на совещании стран большой четверки в Женеве, где решались вопросы о судьбах ГДР и ФРГ, выводе иностранных войск с территории европейских государств, размежевании НАТО и стран Варшавского договора, сокращении ядерного потенциала.