Звучал, должно быть, я жандармским приставом,
Тебя пытая много раз подряд:
«За что меня ты любишь так неистово?»
А ты смеялась: «Плохо дело, брат…»
В неистовость твою давно не верю я,
В неискренность твою — наоборот.
И братство наше, точно жандармерия,
Излишне много на себя берёт.
Я без тебя живу сгоревшим файером.
И в мире обесточенном моём
Не стану больше легковерным фраером
И неприлично голым королём.
Из всех богатств твоих признаний горстку я
Для пущего оставил куражу.
И я тебя, сокровище заморское,
От всех соблазнов мира сторожу.
Пускай я не король, но и не голый же.
Превозмогая жизни кутерьму,
Служу тебе охранником и сторожем…
Но сторож ли я брату моему?