В экстремальных ситуациях вся заморская мишура с нашего человека осыпается.
Недалеко от моего дома в Англии есть маленький магазинчик со спортивной одежкой. Я туда периодически наведываюсь.
Вот как-то заглянула и вижу за прилавком тетеньку, а на тетеньке бейджик, а на бейджике имя — Ludmila. Ну, тут два раза думать не надо, понятно, кто она и откуда.
И я с эдакой улыбкой в тридцать два зуба приветливо обращаюсь по-русски:
— Здравствуйте, Людмила.
А тетенька смотрит на меня взглядом анаконды и с явным русским акцентом отвечает:
— Ай донт андырстенд рашен.
Я слегка обалдела, глянула туда-сюда, может, начальство лютое поблизости, которое не велит своим работникам говорить на разных других языках, кроме инглиша. Однако, нет. Стоим мы с Ludmiloi друг против друга, одни одинешеньки.
«Ну что же, прикажете плакать? Нет, так нет», — сказал поэт. С тех пор, всякий раз заходя в лавку и сталкиваясь с продавцом Ludmila, я уж таких оплошностей не допускала. По-русски ни гу-гу.
А вчерась, граждане, натурально получила бесконтактный множественный оргазм. Ибо оказалась свидетелем кражи спортивных трусов из вышеназванного шопа.
На моих глазах зашел санитарнозапущенный мальчуган лет сорока, сдернул панталоны с вешалки и решительно двинул прочь, мимо кассы. А за ним рванула моя Ludmila, громко, на самой высокой ноте, исполняя загадочный русский рэп:
«Стой, сукамлядь, чтоб ты сдох, тварьпадла, чтоб у тебя повылазило, гнида жопорукая.»
Прав, тысячу раз прав был Макс Отто фон Штирлиц! В экстремальных ситуациях вся заморская мишура с нашего человека осыпается, как позавчерашний снег, и он немедленно вспоминает родную речь. И, кстати, не только во время родов.