— Боже мой, Леша! Что ты снова в дом притащил? — глаза бабушки округлились настолько, что даже очки удивленно поползли вверх по переносице. Если честно, она уже привыкла к разным озорствам внука, но надо же для порядка изобразить недовольство.
— Ба, он будет жить с нами. Я никогда его не брошу. — Безапелляционно заявил семилетний мальчишка, прижимая к себе рыжий пушистый комочек, который уже не боялся и не пищал, полностью доверяя странному, большому и теплому существу. Лешка чувствовал огромную ответственность и тревогу, ведь последнее слово в судьбе котенка оставалось за бабушкой.
— А грязные какие! Сил моих нет на это смотреть! Марш в ванную оба!
Так стремительно и неожиданно просто все решилось само собой. Не понадобилась заготовленная убедительная речь, и воздух не сотрясался долгими уговорами. Ведь бабушка и сама втайне была рада, что, несмотря на все трудности жизни, воспитала мальчика с добрым сердцем, с любовью ко всему живому.
Сначала пушистый жилец осторожно осматривал свои новые владения, пригнувшись и пугаясь каждого громкого звука. Потом решил использовать проверенную тактику коротких перебежек. А потом, вконец осмелев, деловито вышагивал по квартире, вызывающе подняв хвост, и глядя по сторонам уже совсем по-хозяйски.
Наверное, он не раз благодарил случай, а точнее, старого черного кота, заставивший его выбежать из-за мусорного бака прямо к ногам Лешки — своего спасителя. Конечно, ведь теперь ему ничего не угрожало, дома было тепло и уютно, а в миске регулярно появлялась вкусная еда. Не нужно больше прятаться и искать объедки — началась беззаботная и счастливая жизнь.
Мальчик не отходил от своего любимца, подарив ему тепло, но не такое, как на кухне возле плиты, когда на ней шипят котлеты и проворно хлопочет бабушка. Тепло своего сердца, безграничное и безмерное. И котенок не мог не чувствовать это, благодарно свернувшись клубочком и тихо мурлыкая на груди хозяина.
Его назвали Бантик. Бабушка поначалу удивлялась, почему это животное до сих пор ходит безымянным, и предлагала варианты клички вроде Василий или Рыжик. Но Лешка почему-то был против.
«Бантик» привязался сам собой — из-за веселой погони котенка за конфетным фантиком на веревочке. И хотя так делают тысячи кошек и котов, кличка досталась именно лешкиному любимцу. Он прыгал вверх, выписывая в воздухе восхитительные сальто, достойные олимпийских чемпионов, стремительно кружился на месте на слегка потрепанном ковре-ровеснике квартиры. А воздух наполнялся веселым смехом, из кухни доносился аромат свежего борща, и, казалось, сказка не кончится никогда. Как же часто мы обманываемся в своих предчувствиях…
Котам было незнакомо понятие «школа», в которой, со слов бабушки, начал пропадать Лешка. Сначала Бантик боялся, что хозяин исчезнет так же неожиданно, как и появился в его судьбе, но отгонял от себя глупые мысли. Ведь он не такой, как остальные люди. Он добрый, он хороший. Он обещал. Потом успокоился — каждый день после обеда Лешка возвращался, и сразу бежал к уже подросшему и окрепшему коту, спросить, как у него дела, не скучал ли он тут, кормила ли его бабушка. И целыми днями сидел на кухне у окна, глядя то на падающие осенние листья, то на мухи-снежинки, мягко бьющиеся в стекло, то на людей, с третьего этажа казавшихся такими маленькими. Даже с такой высоты хозяина кот узнавал безошибочно, и пулей бежал к двери, чтобы первым встретить его. А бабушка все удивлялась такой верности и благодарности, больше свойственной собакам.
Окончание школы казалось равным возвращению сказки. Лешка, из мальчишки превратившийся в ладного крепкого парня, снова не отходил от Бантика, что-то ему рассказывая. Кот, как всегда, спокойно мурлыкал на его груди по вечерам. Ах, если бы он понимал хоть слово…
Что такое «институт», животным, конечно же, тоже не понять. Теперь Бантик не рос вместе с Лешкой. Он старел вместе с бабушкой. Теперь они вдвоем ждали хозяина и внука, который сначала исправно приезжал каждые выходные, рассказывал всем о своих успехах и неудачах, а потом стал появляться дома все реже и реже.
Почему-то в квартире становилось все меньше еды. Но Бантик и так практически ничего не ел, почти полностью отдавшись тоске и заметно похудев. Больше он переживал за бабушку, ведь на плите вместо мяса и котлет был какой-то пресный супчик из куриных костей. Она все больше времени проводила у цветного ящика с картинками, вздыхая и, казалось, чего-то боясь.
«Бантик, Бантик… Что они наделали? Что теперь будет?..»
А он упорно продолжал ждать. Хозяин ведь обещал не бросать его, быть рядом, быть другом всю жизнь. Коты не понимают слов, но от них не скроешь чувства. И внутреннее тепло, которое тогда, в счастливые годы, без остатка дарил ему Лешка. Теперь вместо него в сердце Бантика поселилась глухая боль. Не такая, как когда кто-то неосторожно наступит на хвост или лапу. Боль в теле проходит, а эту было не прогнать ничем — ни едой, ни бабушкиной редкой лаской.
Кот все так же целыми днями сидел у окна, стараясь не погасить еле тлеющий огонек надежды. Но что это?.. У подъезда со скрипом остановилась иномарка. Такой этот двор не видел, наверное, никогда. А из нее… из нее вышел Лешка.
Бантик не поверил своим глазам, но все же так быстро, насколько мог, побежал к двери с совсем не кошачьим криком радости с примесью горечи.
Лешку было не узнать. Он поправился, от его куртки пахло кожей, а от него самого — дорогим парфюмом. Без особых чувств он потрепал за ухом своего любимца, скупо улыбнувшись бабушке: «Бантик, старичок, ты еще не помер? Ба, я ненадолго».
Осунувшаяся пожилая женщина беззвучно плакала, а Алексей, отдав ей пачку хрустящих бумажек, снова растворился в дверях. Где-то на улице завелся мотор. Никто так и не понял, что это было. Вернее, было ли это на самом деле. Вправду ли этот холеный и безразличный молодой человек — их Лешка, тот, которого они знали с самого детства? Если это так, лучше бы он вообще не приезжал.
И снова потянулись однообразные дни, месяцы, года…
— Здорово, Леха! Как жизнь, все путем?
— Ты мне зубы не заговаривай. Есть дело — сразу говори. — Алексей присел за столик привокзального кафе, с ходу выпивая рюмку холодной водки.
— Сам ведь знаешь, что просто так за тобой не посылают. — Тучный собеседник, по комплекции напоминающий бегемота, а по поведению — крысу, достал из барсетки конверт. Лешка тут же вскрыл его, глядя на фотографию какого-то мужчины в бордовом галстуке.
— Информация по объекту? — холодно спросил он.
— Так Потапов это, его ж все знают. А ты, думаю, так тем более. — Полушепотом залебезил «крыс».
— Не твое собачье дело, что я знаю, а что нет. Ты обязан был предоставить мне информацию. Почему я все чаще думаю тебя сменить?..
— Что ты, что ты, Леша! Я же…
— Ладно, уймись уже, смотреть на тебя противно. Сколько платят?
— Вот! Задаток! — просиял «крыс», на этот раз доставая из барсетки увесистый сверток и одновременно записывая длинную цифру на салфетке. — Просили по возможности без лишнего шума.
— Идет. Сделаем, как всегда, в лучшем виде… — Алексей деловито отсчитал энное количество купюр, протянул своему собеседнику, и широким уверенным шагом вышел в зимнее морозное утро.
«Потапов, Потапов… Говорили же тебе, уйди с дороги, говорили, что они делают с конкурентами. Точнее, что МЫ делаем. Хотя, почему мы? Я всего лишь исполнитель».
Так он и успокаивал себя — жалкой философией преступного материализма. Но сейчас получалось с трудом — «объект» был бабушкиным учеником и хорошим человеком, сейчас стоящим на дороге у бандитизма, и, понятное дело, уже давно ожидающим, когда этот бандитизм закатает его в асфальт. Потапов заходил к ним домой по праздникам, иногда приносил хорошие конфеты, и говорил, что был другом погибшего Лешкиного отца.
Скрип тормозов у знакомого подъезда. Знакомый топот по лестнице. Теперь ни старая печальная женщина, ни одряхлевший 17-летний кот не поверили своим ушам, находясь в каком-то странном оцепенении все это время.
— Бабуля, я приехал. — Широко, но как-то устало улыбнулся Алексей, без прежней показной и непоколебимой уверенности в себе и собственном превосходстве.
— Странно, даже адрес помнишь. — Тихо упрекнула его она.
— Да прости, все в делах…
Старушка догадывалась, какие у внука могут быть дела, что, бросив институт, он тут же приобрел дорогую машину и, по слухам даже обзавелся где-то шикарным жильем. Но ничего не спрашивала, не желая подтверждать печальные догадки, доживая дни один на один со своим горем и таким же пожилым котом.
У Бантика уже давно не хватало сил запрыгнуть на подоконник. Поэтому дни свои он проводил, лежа у входной двери и упрямо слушая тишину. Он не верил в предательство хозяина, перебирая в голове всевозможные варианты. Может, с ним что-то случилось? Просто так Лешка точно не забыл бы его. Только от этого легче не становилось.
— Холодильник пустой. Я же передавал тебе деньги. — Тем временем удивлялся Алексей.
— Спасибо, без них пока обхожусь. — Бабушка накрывала на стол нехитрый обед, украдкой глядя на внука — на каждую черточку его возмужавшего лица, стараясь скрыть радость встречи за вполне законным укором.
Все вокруг напоминало о прежних беззаботных и счастливых временах. Те же ковры, та же добротная мебель из детства, светлые занавески на окнах. В комнате Леши все так же висели его старые фотографии в рамках, которые бабушка каждый день протирала от пыли. Вот первый класс, вот первая победа на школьных соревнованиях по боксу, вот выпускной. А вот… Он невольно улыбнулся. Вот фото с Бантиком, еще маленьким. «Бантик!» — стукнула мысль в виски.
«И как я его не заметил, он же сидел на пороге. Ждал меня… Иди сюда, мой хороший». — Лешка взял на руки своего любимца. «Исхудал. Легче автомата даже». — С ходу измерил он его знакомой по «работе» мерой, и устало завалился на родную, самую лучшую кровать.
Впервые за столько времени Бантик снова был счастлив, чувствуя, как его снова гладит теплая и добрая рука хозяина. Он совершенно не держал обиды, спокойно принимая события и выбирая жизнь сегодняшним днем. А много ли дней осталось ему? Да и какая разница? Ведь он дождался, ведь он был прав — Лешка не мог его забыть и бросить. Кот хрипловато мурлыкал на лешкиной груди, а тот радостно и искренне улыбался каким-то своим мыслям. Может, он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, не омраченным никакими трудностями и проблемами, не совершавшим ничего ужасного, которого вот-вот позовут друзья не для очередного дела, а погонять мяч во дворе по летним лужам…
Алексей проваливался в легкую дрему, чувствуя, как что-то не новое, но давно забытое, вновь зажигается в сердце.
Пробуждение было кошмаром. Бантик по-прежнему лежал на его груди, но уже не мурлыкал и не дышал. Он ушел счастливым, отжив свой недолгий кошачий век. Ком подступил к горлу Лешки. Захотелось вернуть все назад, все исправить, но это, конечно же, было невозможно. Кот все время ждал хозяина, пока мог дышать, пока билось его огромное, светлое сердце. И это сердце до последнего удара, эту любовь до последнего вздоха, это тепло и нежность Бантик без остатка отдал ему — Лешке, который за кровавыми делами и жалкими зелеными бумажками забыл о настоящей и бескорыстной дружбе.
«Прости меня, Бантик. Мы все исправим». — Только и сказал он, вытирая жгучую слезу рукавом дорогой рубашки.
Потапов открыл дверь своим ключом, облегченно вздохнув. Темный подъезд снова пройден без происшествий.
— Не включайте свет, Денис Игнатьевич. — Вдруг прозвучал голос из глубины еще более темной квартиры.
Сказать по-правде, этому Потапов даже не удивился. Жену и детей он давно отправил в глубинку, и спокойно ждал, когда же придут по его душу, втайне надеясь, что этого не случится. Но вот, пришли. Только почему голос кажется таким знакомым?..
— Леша? Ты?
— Я — ваше последнее предупреждение. Хотя должен стать вашей смертью. Завтра утром вас не должно быть в городе. Плевать на бизнес, плевать на то, как вы это сделаете. Но если вы завтра еще будете здесь, вам не поможет никто и ничто.
— Спасибо… — онемевшими губами прошептал Потапов.
— Не мне спасибо. Я-то согласился вас убить. Живите, Денис Игнатьевич.
Алексей бесшумно растворился во тьме подъезда. И хоть на улице стоял неистовый мороз, он все еще чувствовал тепло. Но не такое, как на кухне возле плиты, когда на ней шипят котлеты, и проворно хлопочет бабушка. А безграничное и безмерное тепло остановившегося кошачьего сердца…