Где-то между часом и двумя ночи мы ложимся спать.
Я говорю мантру «жарко-жарко-жарко-как же тут блин жарко», а муж говорит мантру «мне вообще-то завтра на работу вставать». Собака залезает под кровать, а кошка ходит по кухне. Я ворочаюсь, задыхаюсь, раскидываю руки и ноги и чувствую, как мое тело плавит матрас. Так проходит час или полтора. Я начинаю впадать в слабый сон.
Собака понимает, что вот он — ее момент, я больше не ворочаюсь, и запрыгивает к нам на кровать. Она ложится в районе наших ног животом кверху, упираясь при этом жилистыми лапами в мою ногу. Я говорю, что запрыгивать к нам на кровать не надо, потому что собака мохнатая, теплая и царапает когтями. Собака говорит ну попробуй меня выкинь, и я начинаю выдавливать из кровати аморфную собакоподобную массу, у которой нет ни лап (они предусмотрительно прижаты) и которую не за что подцепить. У этой мохнатой массы есть только удвоившийся по отношению к дневному вес. Наконец, я допинываю собаку до края кровати и она шлепается вниз. Это ничего, говорит собака, ты наверное перепутала меня с какой-то другой нежеланной собакой, я сейчас еще попробую залезть. Цокая когтями, собака обходит кровать и залезает на нее еще раз, стараясь не задевать мои ноги. Я все равно не хочу с тобой спать, говорю я, и медленно спинываю аморфную собакоподобную массу, пока не услышу бух и цокот приземлившихся когтей. Собака говорит, что она была о мне лучшего мнения и заходит со стороны мужа. Я изгибаюсь по диагонали и выпинываю собаку из-за мужниных ног. Собака предлагает ввести соскок с кровати в олимпийскую программу. Я предлагаю всем поспать. Собака удаляется под кровать и обиженно оттуда вздыхает и кряхтит.
Муж говорит, что он меня очень любит, и нам надо слиться в объятии. Я говорю мужу, что обниматься в такую жару смерти подобно, и пытаюсь его отвратить от этой затеи. Муж просыпается и спрашивает, зачем я его бужу, ему вообще-то завтра на работу вставать.
Кошка грудным голосом говорит, что ей не хватает ночных развлечений. Она сейчас нам покажет, как это делается, и мы, так и быть, можем присоединяться. Кошка показательно гарцует пару раз туда-сюда с топотом копыт. Я говорю кошке, что никто к ней присоединяться не станет, все хотят спать. Ну и ладно тогда, говорит кошка, я обиделась. И взлетает на кухонный шкаф под потолком. Минут через пять она бросается вниз на холодильник, как опозоренная девица в горное ущелье. Звук такой, как будто падает мешок крупы. Я кое-что забыла сделать там внизу, говорит кошка, и идет в ванную. Там она окапывается в гравии (на самом деле это бетонитовая глина). Я говорю кошке: ты уже все закопала. Что, я не слышу, говорит кошка, разбрасывая гравий вокруг себя. Я говорю: ты уже закопала. Не могу разобрать, что ты говоришь, говорит кошка, шоркая когтями по пластику. Я говорю: закопала уже. Не слышу тебя, говорит кошка, шоркая когтями по плетенной из бамбука тумбочке. Потом она выходит из ванной и говорит: так что ты говорила-то? Я говорю: закопала! Кошка говорит: а, ну я так и подумала. Но я вернусь на всякий случай и еще немного поскребу. Кошка возвращается в ванную и говорит: а как чудесно точить когти об эту тумбочку!
Муж говорит, что он нашел удивительное положение тела, в котором можно издавать такие звуки, как свист, треньканье, сипенье или рык. Я говорю мужу, что ему надо перевернуться на бок. Муж говорит, что ему вообще-то завтра на работу вставать.
Собака говорит, что на пустой желудок ей не спится, и цокая когтями, идет на кухню. Там она окапывается в гравии (на самом деле это сухой корм). Она подцепляет его ртом, и невошедшие в собаку остатки гулко падают в пустую металлическую миску. Затем, влажно шлепая, собака пьет воду и прикидывает, войдет ли в нее еще немного гравия. Я попробую, говорит собака. Затем она снова возвращается под кровать и у нее получается заснуть. Во сне собака видит нехороших людей, которых надо отогнать. Лаять во сне собаке не удается, и она говорит просто вуф. Вуф. Вуф. Я говорю собаке, что ей это снится, и нечего тут вуфкать. Собака замолкает, и ей начинает сниться хороший сон, в котором она бежит за добычей. На деле она скребет когтями об пол. Я говорю собаке, что жизнь есть сон.
Муж говорит, что он всегда мечтал вот так вот широко раскинуть руки и ноги в кровати. Я говорю, что это прекрасно, но мне тоже нужно какое-никакое пространство для сна. Я говорю мужу, что ему надо перевернуться на бок. Муж говорит, что ему вообще-то завтра на работу вставать.
Тут собака с громким криком выскальзывает из-под кровати и говорит, что защитит нас всех от человека, который между третьим и четвертым часом ночи прошел по лестничной площадке, потому что она во-первых страшная, а во-вторых бесстрашная. Муж говорит, что ЕМУ ВООБЩЕ-ТО ЗАВТРА НА РАБОТУ ВСТАВАТЬ. То есть говорит он совсем не это, но смысл всем понятен.
Просыпаются птички. Птички говорят, что хоть ночь темна и полна ужасов, но конец этому близок, и скоро взойдет солнце. Я говорю, что солнце — это звезда смерти, и оно зажарит нас всех.
Соседи, которые видимо работают пекарями и водителями общественного транспорта в утреннюю смену, говорят, что им пора на работу. Город говорит, что надо немедленно спасать какого-то несчастного на скорой помощи. Виу-виу-виу. Трамвай с рокотом проезжает по мосту и говорит: ухх, мощны мои лапищи!
Где-то после четырех энтузиазм птиц-огнепоклонников спадает, кошка спит на шкафчике на кухне, собака спит под кроватью, а муж спит рядом со мной. Я наконец-то охлаждаюсь до той температуры, когда уже можно заснуть.
Я сплю…