Ты помнишь,
как у детства на краю
вступали в перепалки с пацанами?
Прошли года…
Я снова узнаю
в душе твоей бунтующее пламя.
И вижу несмышлёноё дитя —
в фуфайке, в зимней шапке со звездою,
что варежкой промокшей держит стяг
и мнит себя отвязанной шпаною…
Готов идти в атаку —
…двор на двор…
Из снега строить крепости до ночи,
с безусою братвой затеяв спор,
и часто побеждая между прочим.
Вступаться за обиженных легко
и ждать когда какой-нибудь штрейкбрехер,
прицелившись в тебя,
/ но не снежком /
в висок тяжёлой льдиною залепит…
И ты чумазый
сглатываешь соль,
ладошкою размазывая слёзы,
но держишь из последних сил лицо,
чтоб слабости не видел отморозок.
Внезапно вспоминая про патрон,
что спрятан под крылечком давним предком,
отмщенье оставляя на потом,
зовёшь меня с собою по-соседски.
Играть в слова,
рассматривать значки,
старинные монеты или марки
во мраке, где смешные светлячки
летят на керосиновую лампу.
Теперь у нас с тобой своя игра.
Мы клеим самолётики на крыше,
в штаб превратив заброшенный чердак,
где духи стерегут коньки и лыжи,
а связка стёртых гаечных ключей
по скрипу узнаёт велосипеды…
Ты — шкет
с отцовской сумкой на плече,
я кроха-медсестричка в старых кедах.
Дворовый кот
на нашей стороне —
пролез в окно разбитое бесстрашно,
готов примкнуть к играющей шпане.
Нас мало… ну и что?
Ведь мы в тельняшках…
Ушли подлодки в небо…
Твой планшет
хранит в себе давно речные карты,
что в прошлом рисовал любимый дед,
судьбы твоей наметивший фарватер.
Отдавший лишь тяжёлый граммофон
и старенькое радио в наследство.
Он внуков заставлял ходить на хор
и чтить авторитет спортивных секций.
И ты теперь почти интеллигент,
поглаживая ножик перочинный,
в чердачном трюме щуришься на свет
и тихо напеваешь «Бригантину»
Цитируешь Багрицкого легко,
чей стих в тебе горит былою славой.
Ведь песни для потомков речников,
как прежде остаются самым главным.
В них свет ушедших в прошлое миров,
оживших в нас строкою колокольно,
и ветер самых сильных, свежих слов,
что запахи реки несёт с затона…