ЧЕХОВ И ХУДОЖНИКИ
Москва середины 1880-х годов. В скромной мастерской на 1-й Мещанской трое молодых живописцев — Исаак Левитан, Виктор Симов и Николай Чехов пишут декорации к очередному спектаклю Частной русской оперы Мамонтова. Неожиданно появляется гость. Это Антон Чехов, Антоша Чехонте, автор тогда уже широко известных юмористических рассказов.
«Любили мы приход Чехонте, который неизменно вносил с собой жизнерадостную струйку здорового веселья», — вспоминал В. Симов.
Чехов влезал по стремянке наверх и, внимательно разглядывая декорации, высказывал острые и меткие замечания, участвовал в творческих спорах, читал импровизированные рассказы.
Еще с поры студенчества узы дружбы связывали Чехова со многими художниками.
Он шутливо говорил, что ему «вся московская живописующая и рафаэльствующая юность приятельски знакома».
Такому знакомству в большой мере помогало то, что брат писателя Николай был живописцем и рисовальщиком, посещал какое-то время Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Уже в начале 1880-х годов у Чеховых собираются художники. Именно тогда произошло сближение Чехова с Левитаном, выросшее затем в сердечную дружбу. Их объединяли не только взаимные личные симпатии, но и глубокая общность творческих устремлений. Ведь и Чехов, и Левитан умели правдиво, проникновенно и просто передать неповторимую красоту родной природы, один — в литературе, другой — в живописи, находя и раскрывая новые возможности ее реалистического изображения. Неудивительно, что именно Чехов едва ли не первым по достоинству оценил дарование Левитана, которого считал лучшим русским пейзажистом.
«Как мало ценят и как мало дорожат вещами Левитана, — говорил он.— Это такой огромный, самобытный, оригинальный талант. Это что-то такое свежее и сильное, что должно было бы переворот сделать».
В свою очередь, и Левитан безошибочно почувствовал в скупых, немногословных чеховских описаниях природы смелого новатора литературного пейзажа.
«Дорогой Антоша, я внимательно прочел еще раз твои «Пестрые рассказы» и «В сумерках», — писал он другу, — и ты поразил меня как пейзажист. Я не говорю о массе очень интересных мыслей, но пейзаж в них — верх Саврасова. Картины степи, курганов, овец поразительны «.
Не только приемы изображения пейзажа сближают рассказы Чехова с картинами Левитана. Разве не сходными идеями, не родственными чувствами проникнуты, например, эпические полотна Левитана «Владимирка» или «Над вечным покоем» и полные глубокого трагического пафоса рассказы Чехова «Палата № 6» или «Скучная история»?
Боль и протест, пронизывающие чеховские рассказы, в которых писатель говорит о социальном зле, несправедливости, роднят его творчество с картинами передвижников. Многие рассказы Чехова воскрешали в памяти современников обличительные полотна В. Перова «Проповедь в селе», «Сельский крестный ход на пасхе», «Чаепитие в Мытищах».
В конце 1880-х годов Чехов побывал в мастерской величайшего из передвижников И. Репина. Так началась их долголетняя творческая связь, «добрые отношения», как писал сам Чехов. Репин всю жизнь был страстным почитателем Чехова, с огромным увлечением читал великий художник рассказы любимого писателя, ценя более всего глубокую мысль, заключенную, казалось бы, в будничных сюжетах и образах.
«Как я Вам благодарен, многоуважаемый Антон Павлович, за Вашу «Палату № 6», — пишет Репин в апреле 1893 года.— Какая страшная сила впечатлений поднимается из этой вещи! Даже просто непонятно, как из такого простого, незатейливого, совсем даже бедного по содержанию рассказа вырастает в конце такая неотразимая, глубокая и колоссальная идея человечества».
Для Чехова же Репин стоял в русском искусстве на третьем месте — после Толстого и Чайковского (себе он скромно отводил девяносто восьмое!). Узнав однажды, что Репину будто бы собираются заказать его портрет для Третьяковской галереи, Чехов пишет, что согласен позировать сколько угодно, и прибавляет со свойственным ему юмором:
«Готов для этого побросать все свои дела, заложить жен и детей».
Осенью 1900 года состоялось знакомство Чехова с Серовым, что было давнишним обоюдным желанием. Репин, хорошо знавший и писателя, и живописца, говорил, что Серов, как и Чехов, более всего ненавидел общие места в искусстве — банальность и шаблонность. Сходные черты были и в их натурах: немногословность при неисчерпаемом обилии мыслей, сдержанность и простота в обращении при исключительной способности сильно и сложно чувствовать, тонкий, умный юмор. Чехов с большой теплотой относился к Серову. Серов же, по свидетельству одного из его учеников, обожал Антона Павловича.
Из многочисленных писем и воспоминаний современников мы узнаем о взаимоотношениях Чехова и с другими художниками. Но, пожалуй, ничто не отразило так ярко глубину этих отношений, как портреты писателя, созданные при его жизни.
Портретная галерея Чехова довольно обширна, но, к сожалению, известна мало. Одному лишь портрету работы И. Браза — далеко не лучшему — посчастливилось приобрести популярность. Некоторые прижизненные портреты Чехова не были известны даже его близким знакомым. Один из хорошо знавших Чехова художников искренне сожалел, что великого писателя не изображали ни Репин, ни Серов. Однако оба эти мастера портретировали Чехова. Портретировали его и другие одаренные художники. Но обстоятельства складывались так, что почти никто не смог оставить нам вполне завершенного произведения. Не был дописан превосходный профильный портрет Чехова его братом Николаем, не пошел дальше этюда Левитан, смерть писателя не позволила Серову перейти от небольшой акварели к полотну, наконец, до сих пор не найден карандашный портрет Чехова работы Репина.
Мы воспроизводим два малоизвестных портрета писателя. Первый принадлежит кисти Левитана. Мысль написать этот портретный этюд родилась, по-видимому, внезапно, во время одной из встреч — возможно, в Бабкине, где летом 1885 и 1886 годов Левитан гостил у Чеховых. Под рукой не оказалось холста, и писать пришлось на бумаге. Вся работа, очевидно, продолжалась недолго, а возвращаться к ней в дальнейшем художник не пожелал, возможно боясь испортить живо и непосредственно схваченный образ. Положив последний мазок, Левитан вручил кисть Чехову, и тот размашисто расписался в правом верхнем углу листа. Этюд этот — одно из лучших портретных изображений Антона Павловича. Сердечная близость с писателем помогла живописцу не только передать неповторимые, индивидуальные черты лица молодого Чехова, так хорошо ему знакомого и близкого. В портрете раскрыты типические черты представителя передовой разночинной молодежи, бесспорно присущие и Чехову.
Замечателен и акварельный набросок, сделанный Серовым в начале 1900-х годов. Сестра писателя Мария Павловна Чехова в свое время в письме автору этой статьи сообщила, что «Серов несколько раз принимался писать Антона Павловича, но он ему не удавался». Действительно, Чехов Серова при беглом взгляде как будто мало похож на привычные нам чеховские портреты. Отчасти это можно объяснить тем, что во время сеансов Антон Павлович был не совсем здоров.
Но если вглядеться внимательно, то мы почувствуем в этом образе силу мысли, обаятельную, неповторимую чеховскую улыбку и, главное, ощутим то «чрезмерно русское», народное, что так пленяло в Чехове Толстого и Горького, Короленко и Куприна, многих других выдающихся представителей родной культуры. Тонок колорит портрета. Художник залил фон той же оливково-серой краской, которой написано лицо, вводя в нее легкие удары розового цвета, перекликающегося с чуть заметным розоватым отливом болезненных щек писателя. Глядя на этот набросок, можно предположить, что, если бы Серову удалось осуществить свою мечту о создании «большого, настоящего» портрета Чехова, русская живопись обогатилась бы еще одним шедевром.
Русских художников творчески связывало с Чеховым также и иллюстрирование его произведений. Первым и лучшим иллюстратором Антоши Чехонте был Николай Чехов. В 1899 году Репин сделал рисунок к рассказу «Мужики». Чехов, увидев репродукцию рисунка, написал:
«Иллюстрация Репина — это честь, какой я не ожидал и о какой не мечтал».
Серию превосходных иллюстраций к «Каштанке» создал в начале 1900-х годов Д. Кардовский.
Неисчерпаемым источником вдохновения стали произведения Чехова и для советских художников. Вспомним тонкие, проникновенные иллюстрации Кукрыниксов к «Даме с собачкой», Д. Дубинского к «Дому с мезонином», яркие, полнокровные образы А. Пластова, С. Герасимова и многие другие работы. И все они говорят о том, что любовь художников к великому писателю вечна.