«Он прождал сорок минут. И ушёл.
Для него — балованного, обласканного женским вниманием, так неприлично долго ждать в кафе почти незнакомую женщину. Было — не комильфо! И даже — вовсе не почётно. И пока он ёрзал на стуле, и оглядывал приходящих посетительниц, на предмет идентификации, он покрывался едва заметной испариной и тихо злился, больше на себя. Вся эта авантюра — „свидания вслепую“ — сразу ему не понравилась. Но признаться в том тут же, значило снизить градус ажиотажа, который он грел и нагонял много лет вокруг своей персоны. Да и вообще, гусарства ещё никто не обнулял. Мужчины „с лихостью“ — лакомый кусок на все времена. И умеренная куртуазность в купе с куражливостью срабатывали — на раз! — при каждом новом знакомстве. С каждой новой дамой. С каждой — но не этой.
Лёгкие виртуальные трёпы — чуть-чуть с привкусом даже не флирта, захода в кокетство, почти ничего не обозначили: ни характера, ни внешних признаков, ни строгости планов. Он плёл невесомые сети, но мухой оказался сам. А она, хихикнув — на последок! — исчезла из перископов. И отчаянная попытка, вернуть контакт в прежний тон, принесла лишь иллюзию успеха. Договор о встрече, слепленный на бегу, второпях, под небольшим давлением — то ли обстоятельств, то ли сторонней силы,-только он показался осуществимым и с последствиями.
Придя на полчаса раньше срока,(когда это такое случалось с ним?!), он напрасно высидел и ещё более получаса. И ничего не произошло,-она не явилась. И даже не прислала СМС, мол, „извините, задержали дела, может в следующий раз…“, она словно позабыла о договорённости. Так, как забывают неважное и ненужное. После трёх чашек плохого кофе стался горький осадок и привкус давней боли, будто бы, ситуация колыхнула и подняла со дна взвесь чего-то противного и неудобного. Оставив на столе расчёт и чаевые, он тяжело поднялся и, осмотревшись в последний раз, покинул заведение. Устало загрузился в дорогой автомобиль, тихо тронул с места. Пропилил — с положенной — полгорода, а выехав на автостраду, серьёзно прибавил скорости. Жил он в другом месте и дорога была не близкой.
Она просидела весь час десять, на лавочке в сквере, как раз, напротив кафешки. Она видела, как он подъехал, как припарковал джип и скоро прошёл в здание. Как волновался, как выбирал местечко рядом с окнами, как заказывал скверный капучино. Она чувствовала спиной и жабрами, как он ждёт и не верит, как нервничает и кипит, как корит себя за опрометчивость, как ругает своё ретивое, неуместное в таких странных декорациях жизни. При таком скользком раскладе. С такими ненадёжными шансами.
У неё не было ни малейшего желания выйти из „тени“ и присоединиться. Она лишь желала удостовериться, что была права. И когда он, жёстко выкрутив руль, газанул в двух шагах от неё, зацепив равнодушными глазами — „женщина, светлый плащ, короткая стрижка, милое лицо…“, она уже точно знала: ему бы её не узнать! Не потому что, пароль без отзыва или не тот „Огонёк“ в руках., а потому, что не готов к очевидности.
Именно самое простое и однозначное так безумно плохо признаётся и принимается Людьми…»