Когда — то, давным -давно, когда мой старший сын еще мог забраться ко мне на колени, он задал мне вопрос, ответ на который я нашла только став взрослой, замученной жизнью теткой. Он спросил меня, кто такие небожители? Тогда я, как могла объяснила любопытному мальчишке, дав стандартный ответ о богах, живущих в восхитительной аквамариновой синеве небес, гуляющих по облачным долинам, и пьющих волшебный нектар. Красивых и совершенно эфемерных созданиях, населяющих призрачные небесные замки.
Теперь, спустя двадцать лет я поняла, какими глупостями забивала голову своего ребенка. Небожители среди нас. Мы каждый день смотрим на тех, кто завтра может быть будет сидеть на небе, весело болтая ногами, и глядя сверху на наши поступки.
Кошка Фея, — небожительница. Ее забил ногами пьяный сосед, просто за то, что она хотела получить от него — человека, маленькую порцию ласки, и оставила на его спортивных штанах три ворсинки белоснежной шерсти. Я знаю, просто уверена, что теперь она лежит на мягкой облачной перине, тихо мурлыча и давно простив своего убийцу.
Блаженный Вадик из третьего подъезда. Тихий, безобидный, тридцатилетний ребенок. Выросший телом, но не умом. Он замерз, прямо возле дома, средь бела дня. А все проходили мимо, равнодушно сторонясь дворового дурачка, словно боясь заразиться. Гнали мысли о том, что душа у Вадика была огромной. Он мог и умел дарить свет. И никто не остановился, не помог. Подумаешь, напился. У Вадика случился инсульт. Да, так бывает. Его нашла мать, вернувшаяся вечером с работы. А мы стояли и смотрели, как ее пытаются оторвать от улыбающегося последней счастливой улыбкой, сына. Ее, героически воспитавшую инвалида, не оставившую его гнить в интернате. Вадик — небожитель. Я знаю, он сейчас сидит там, высоко — высоко, пускает свои любимые мыльные пузыри и радостно смеется, рассматривая прозрачные, радужные, дрожащие в хрустальном небесном воздухе, сферы.
Маленькая Аленка бегает по небесным равнинам с огромным бантом на голове. Как они когда — то мечтали с мамочкой, что пойдут в школу первого сентября, и на голове ее будет красоваться бант и коса будет до самого пояса. Аленка не дожила до первого школьного дня всего месяц. Мама так и похоронила свою облысевшую от химиотерапии дочь, положив в маленький гроб белоснежный бант. Так страшно, так бесконечно неотвратимо.
Нет, время не лечит. Оно позволяет в забыться на время, но не забыть. Мама Аленки сидит напротив меня, пьет чай и робко, словно боясь, улыбается. Впервые за три года, с тех пор как ее дочь стала небожительницей. Время — анастезиолог, притупляет боль, оставляя в наших душах счастье от того, что мы были с ними — небожителями. Пусть недолго, и не всегда понимая, какой нам дан дар.
Сколько их — тех без которых мы учимся жить? Миллионы, миллиарды. Они живут в наших душах и сердцах. Они небожители, смотрящие на нас сверху, и каждый день дарящие нам яркий свет памяти и веры, без которого так трудно оставаться человеком.