Вообще-то, алабай Лэндер не всегда был размером с гиппопотама. Когда-то он был, конечно, щенком, и мне даже удалось застать время, когда в его пасти помещалось не больше килограмма. Как-то я в очередной раз нагрянула к подруге в гости, она встретила меня на вокзале и, открывая дверь в квартиру, предупредила:

— Мы щенка взяли, не пугайся.
— Здрасьте! — обиделась я, — с каких это пор я собак боюсь? Да ещё щенков!
В эту же секунду дверь чуть не слетела с петель, а в бедро мне прилетел удар пушечным ядром. Ещё через секунду я поняла, что это не ядро никакое, а наоборот, щенячья голова. Размером, правда, с пушечное ядро. Это он так, кажется, поздоровался. Ну, то есть подруга начала меня уверять, что это приветствие. Но нормальные собаки так убивают.

Щеночку было три месяца.

— Знакомься, это Лэндер. Лэнд.
— Блендер, — тут же язвительно срифмовала я. — Что за имя такое дурацкое?
— Имя как имя! А сама-то?! — фыркнула подруга, — Анчоус!
— Сама такого цвета, — привычно хмыкнула я и, наконец, изволила рассмотреть причину нашей перепалки.
Причина была ростом со взрослую овчарку, обладала улыбающейся пастью и чугунным лбом, которым тыкалась во все человеческие места, выражая счастье от встречи. Синяк на бедре у меня держался несколько недель. А, ещё у «щенка» был обрубок хвоста, больше напоминающий полено, которым он сметал всё, лежащее на уровне метра от пола. Поэтому на уровне метра от пола у подруги не лежало ничего.

На тот момент семья подруги ещё не достроила дом, поэтому снимала крошечную однушку, где вмещались три человека, одна кошка и вот этот, с позволения сказать, щенок.

— Сколько ему, ты сказала? Три месяца??? То есть ЭТО ещё не до конца выросло?!
— Почти четыре, — оправдывалась подруга. — Он маленький ещё.
Ужас.

Уже к вечеру я поняла, что, в принципе, в квартире живёт только Блендер. Все остальные плюс кошка — просто уплотнитель между «собакой» и стенами. Да… А ещё попозже мы пошли с ним гулять.

тут Лэндер уже взрослый, конечно.

Ну, что я могу сказать? Лэндер гулял изо всех сил, а наша задача заключалась в том, чтобы бултыхаться позади на поводке и не давать псу от великой любви сожрать всех прохожих, встречающихся на пути. Почему-то прохожим это не нравилось. Никто не верил, что «собачка играет». Даже суровый ошейник и намордник не делали трехмесячного кроху менее впечатляющим.

— И сколько так гулять?! — пыхтела я, с трудом поспевая за неторопливо трусящим псом.
— До полного изнеможения.
— Чьего?!
— В идеале — Лэндера, он тогда бы спал дома, — мечтательно сказала подруга. — Но это неосуществимо. Поэтому — моего.
Моё полное изнеможение наступило уже через час, но подруга уже была позакалённее (она уже с месяц так бултыхалась), поэтому ещё час я наблюдала издалека, как щенок таскает хозяйку по гололедице.

— Жаль, что у вас на собачьих упряжках не принято по городу ездить, — ехидно сказала я, когда мы пытались затащить пса домой. — Ты бы никогда на работу не опаздывала!
— Я бы ещё больше опаздывала, — заверила подруга, подтаскивая весёлого и совершенно не уставшего пса к подъезду. — Потому что мне пешком до работы минут двадцать, а на упряжке я бы часа два ездила, пока он не устанет. Нафиг-нафиг!
Подруга была права — мы нагулялись до полного изнеможения.