В разветвлённом хозяйстве отечественных писателей видное место занимала служба, которой сейчас уже нет, поскольку деньги на эти дела кончились и писателям рекомендовано быть бессмертными, — похоронная.

В разветвлённом хозяйстве отечественных писателей видное место занимала служба, которой сейчас уже нет, поскольку деньги на эти дела кончились и писателям рекомендовано быть бессмертными, — похоронная. Похоронная служба Литфонда — это особая статья, учреждение в учреждении, во главе которого должен стоять человек рангом не ниже Харона, потому что пробить место на кладбище, заказать красивый гроб, организовать панихиду и процессию автобусов — дело, которое требует недюжинного ума, смекалки, хватки и большого таланта.

Одно время этой службой руководил Арий Давидыч — очень своеобразный человек. Он любил появляться у изголовья умирающего писателя — имел точную информацию о том, кто умирает, а кто ещё живёт, пару-тройку дней обязательно потянет — писатель, находясь в сознании, испуганно глядел на гостя, силился что-то сказать, но не мог: он знал, кто такой Арий Давидыч, и сосущее чувство страха сжимало ему горло, перекрывало дыхание, он терял силы и пытался жалобно улыбнуться; Арий Давидыч, поймав это подобие улыбки, широко расплывался в ответ и начинал приговаривать: «О-о, да вы великолепно сегодня выглядите… вы просто великолепно выглядите… вы скоро подниметесь на ноги и будете как ни в чём не бывало бегать по издательствам…» — под своё долгоиграющее бормотанье Арий Давидыч начинал измерять умирающего писателя — какого он роста и широк ли? — Арию Давидычу надо было заказывать гроб для бедняги.

Обмеры Арий Давидыч делал всегда пальцами, сложенными в клешнявку, широко расставлял клешнявку, а потом сводил пальцы воедино — бежал по писателю и болтал. Выходило это примерно так:

— О-о, вы сегодня великолепно выглядите… раз! Вы просто великолепно выглядите — два, очень великолепно — три! Вы скоро подниметесь на ноги — четыре, пять, и будете как ни в чём не бывало — шесть, семь, восемь, — бегать по московским издательствам — девять, по редакциям журналов — десять, а газеты, они по вас просто соскучились — одиннадцать, двенадцать…
Больной хрипел, закатывал глаза, пытался протестовать, подняться с постели и остановить Ария Давидыча, но остановить Ария Давидыча было невозможно, он никогда не оставлял дело незаконченным, измерив рост обречённого, гость золотым карандашиком заносил данные в маленькую книжицу и откланивался:

— Очень приятно было вас видеть! До встречи!
Больной продолжал хрипеть, корчиться, а Арий Давидыч в это время уже сидел в машине и катил в другое место, к другому умирающему.
Писателей хоронили по нескольким разрядам: именитые шли по одной графе, полуименитые по другой, неименитые по третьей, а какие-нибудь никому неведомые поэт Задницын и прозаик Носатов шли вообще то пятой или даже шестой графе, и никогда Задницын не мог быть похоронен по разряду классика отечественной литературы: Задницыну — Задницыно, а классику — классиково.
На похороны классика тратили одну сумму денег, на похороны именитого другую, а на Задницына — третью, бухгалтерия Литфонда никаких отклонений и промахов не допускала.
Рассказывают, что однажды к Арию Давидычу пришёл безденежный Светлов (по другим источникам — такой же безденежный Олеша) и спросил:

— Арий Давидыч, сколько похоронных разрядов существует?
Арий Давидыч не стал делать из этого военной тайны и ответил честно:

— Пять!

— По какому разряду будут хоронить меня?

— Естественно, по первому. Как классика.

— Сколько это стоит?

Арий Давидыч назвал сумму.

— А во что обходятся похороны по пятому разряду?

Арий Давидыч назвал и эту сумму.

— Можно ли сделать так — похоронить меня по пятому разряду, а разницу в деньгах выдать сейчас на руки?
Арий Давидыч не нашёлся, что ответить на этот вопрос. При всей своей сообразительности…
Впрочем, не только Литфонд и его полномочный представитель Арий Давидыч были накоротке с потусторонними силами и водили знакомство с Хароном, сами писатели тоже грешили этим.
Как-то шло собрание Московской секции поэтов. Вёл его Ярослав Смеляков.
Своё председательствование он начал со слов:

— За время, прошедшее между двумя собраниями, мы потеряли немало замечательных поэтов. Среди них — Сидоров, Петров, Иванов, Наровчатов…
Наровчатов, живой, целый, в добром здравии, сидевший в заднем ряду, встрепенулся, привстал с кресла:

— Я живой!

— Какой ты на хрен живой? — возмутился Смеляков. — Сядь! Прошу почтить память ушедших вставанием!
Все встали. В том числе и Наровчатов.
Разные вещи случались и случаются в писательском мире. В том числе и загадочные — то ли весёлые, то ли нелепые…

Валерий ПОВОЛЯЕВ