В эти дни исполняется восемьдесят лет со дня основания одного из самых популярных творческих домов столицы — ЦДРИ. А ставил на ноги Центральный дом работников искусств знаменитый Борис Филиппов.
Борис Михайлович Филиппов — первый директор Центрального дома работников искусств — ещё при жизни стал таким же легендарным, как, допустим, и первый председатель правления ЦДРИ, старый политкаторжанин, испытавший на своём хребте, что такое кандалы и горный забой с цепями, Феликс Кон, или популярнейший Иван Москвин, перехвативший бразды правления в доме у Кона, поскольку Феликс Яковлевич параллельно руководил ещё и Главискусством — конторой, по охвату забот не меньшей, чем нынешнее Министерство культуры.
Невысокий, неторопливый, невозмутимый — вывести его из себя могло, наверное, только землетрясение или всемирный потоп — Филиппов стал самым настоящим «домовым» — именно так он величал свою должность в ЦДРИ. ЦДРИ без Бориса Михайловича представить было совершенно невозможно, как самого Бориса Михайловича без ЦДРИ.
Это с Филипповым предпочитал общаться Маяковский, когда приходил в дом (кстати, великий поэт впервые прочитал свою поэму «Во весь голос» именно в ЦДРИ), это Филиппов был накоротке с Качаловым и Собиновым, с Немировичем-Данченко и Яншиным, именно отсюда увозил на фронт боевые артистические бригады… Великие люди, великие имена! Нынешний народ, пожалуй, всё-таки помельчал в сравнении с ними.
А начиналось всё в Старопименовском переулке, в подвале, превращённом в творческий клуб. Для начала, правда, клуб создали лишь актёрский, но потом, когда создан был клуб художников, слившийся с первым клубом, «новодел» стал клубом работников искусств. Затем и этот спаренный клуб начал расширяться: в него стали вступать музыканты, поэты, которых целой гурьбой привёл Демьян Бедный, эстрадные звёзды, конферансье, певцы и так далее. И, замечу, у истоков всего этого стоял Филиппов, первый «домовой».
Разношёрстную армию эту держать в руках было очень непросто, а иногда вообще невозможно, каждый считал себя «штучным товаром» и делал что хотел… Как собрать всех этих «штучных» вместе — особенно когда одному хотелось слушать стихи, второму пить пиво и заедать его свежими раками, а третьему ухаживать за Блюменталь-Тамариной, — как управлять всеми ими, никто не знал. А Борис Михайлович знал. И умел управлять, вот ведь как.
И цели своей, если ставил перед собой, — обязательно добивался.
Когда в стране зародилось движение ударников и появились первые кавалеры трудовых орденов, клуб работников искусств решил устроить встречу ударников-орденоносцев с видными деятелями отечественной культуры. Первой среди великих стояла, естественно, фамилия Станиславского.
Но как привлечь к акции Станиславского, когда тот уже довольно давно нигде не появляется?
Филиппов позвонил Станиславскому — не без внутреннего, естественно, трепета — всё-таки Константин Сергеевич имел к той поре мировое имя. К телефону подошла жена Константина Сергеевича, внимательно выслушала Филиппова и пообещала просьбу его передать мужу. В тот же вечер Филиппов послал Станиславскому письмо с нарочным.
На следующее утро, едва он пришёл на работу, ему сообщили, что звонил Станиславский и просил передать, что ждёт Филиппова у себя дома в четыре часа дня. В назначенное время Филиппов отправился к великому мастеру.
На улице шёл дождь, смешанный со снегом, иногда проносились порывы ветра, скручивали мокреть в высокие холодные столбы, от которых хотелось заскочить в ближайший подъезд, но этого делать было нельзя — Станиславский ждал.
Сам Станиславский на улице не появлялся и никуда не ходил, потому что запретили врачи; все репетиции с актёрами МХАТа и оперного театра он теперь проводил у себя в особняке. А уж домашние занятия со студентами — это вообще стало делом привычным.
Встретили Филиппова очень приветливо, попросили проследовать в большую гостиную, украшенную колоннами. Филиппов без особого труда понял, что именно в этой гостиной Константин Сергеевич проводит репетиции. Через несколько минут к нему вышел Станиславский, знакомый по сотням портретов, подтянутый, в пенсне, в накрахмаленной рубашке со стоячим воротником, извинился за то, что находится «под домашним арестом» и не может нарушить запрет врачей.
— Я много читал в газетах о трудовых подвигах, — сказал он, и в голосе его послышались откровенно восхищённые нотки: этот человек, сам привыкший работать до седьмого пота, до изнеможения, с огромным уважением относился к рабочим людям, — и мне бы очень хотелось встретиться с Героями Труда, но… — он сожалеюще развёл руки.- Какой высокий уровень сознания! Я всегда говорю своим актёрам, что только сознательное, творческое отношение к труду может дать необходимые результаты. Мы во многом должны брать пример с рабочих-ударников.
Он попросил передать сердечный поклон орденоносцам, которые придут в клуб деятелей искусств на встречу, и вручить им скромный подарок — «от Станиславского».
На столике, который раньше называли ломберным, а ныне зовут журнальным или чем-то вроде этого, лежала только что выпущенная книга Станиславского «Моя жизнь в искусстве» — целых пять экземпляров.
— Я бы с радостью дал больше, да все разобрали, — огорчённо произнёс он. — Прошу вас, передайте книжки гостям, я подписал каждую. Я надеюсь, что прочтя написанное мной, они поймут, что наш труд тоже не лёгок. Пригласите их, пожалуйста, к нам, во МХАТ. Мои товарищи будут им так же рады, как и я.
Поскольку каждый из приглашённых на встречу орденоносцев хотел получить автограф великого Станиславского, книги эти пришлось разыграть в лотерею. Пятеро гостей оказались счастливчиками.
Завязавшиеся добрые контакты со Станиславским следовало укреплять, чем Филиппов и занимался с большим удовольствием. В следующий раз к Константину Сергеевичу домой поехала целая делегация актёров — в основном, молодых, среди которых были такие, чьи имена впоследствии также стали великими, — Сергей Образцов, Рина Зелёная…
Ушла делегация от Константина Сергеевича с его портретом, украшенным автографом и надписью: «Клуб без карт, с серьёзными художественными задачами. Сорок пять лет назад я затевал его и провалился. Потребовалось прожить полвека, чтобы это стало возможным. Хвала вам!».
Хвала эта прежде всего относилась к Борису Михайловичу Филиппову, первому директору, «домовому», который ставил ЦДРИ на ноги и укреплял его. Без него вряд ли бы что было…
Интересно, где сейчас находится тот портрет Константина Сергеевича?
Валерий ПОВОЛЯЕВ,
прозаик, заслуженный деятель искусств России