Крепкое словцо советских вождей

Анализируя воспоминания о советских и партийных руководителях и их манере выражаться, прошу не оценивать их, грешных, по словам, а вспоминать о том, что они сделали (или не сделали) для нашей страны. Ведь их слова — это только штрихи к портретам…

Ленин и три тещи

Отношение Ленина к ненормативной лексике изучать очень сложно. Большинство исследователей и современников, однако, сходятся во мнении, что матерных слов он не использовал ни в быту, ни в рабочей обстановке.

Писатель Феликс Чуев, который в семидесятые — восьмидесятые годы много беседовал с соратником Ленина и Сталина Вячеславом Молотовым и тщательно записывал содержание бесед, как-то сделал предположение о том, что самым крепким словцом у Ильича было «Три тещи вам за это!». Бывший председатель Совнаркома и член политбюро с более чем сорокалетним стажем предположил:

— Возможно, в свое время чем-то допекла его теща…

Но летом 1976 года Молотов рассказал некоторые детали публикации одной адресованной ему ленинской записки. Она увидела свет в молотовской книге «О ленинском призыве», но с некоторой корректировкой. На самом деле Ленин в рабочей переписке мог употреблять и более крепкие выражения.

Итак, слово соратнику Ильича:

«Ленин пишет: „т. Молотов, изучаются ли у нас в ЦК мнения отдельных групп партии, в частности, изучается ли мнение людей, которые не работают ни в каком учреждении нашего говенного аппарата? Если не изучается, как вы думаете, нельзя ли поставить изучение этого вопроса?“… Слово „говенный“ я выпустил, поставив многоточие. Видимо, так ему (Ильичу. — Прим. авт.) все опротивело…»

А потом бывший глава советского правительства весьма подробно рассказал о том, кто из самых видных членов политбюро использовал «те самые слова», а кто их избегал. Вот цитата из Молотова:

«Ленин матом не ругался. Ворошилов — матерщинник. И Сталин не прочь был. Да, мог. Были такие случаи. Жданов мог иногда так, под веселую руку. От души. Душу отвести умеют люди именно таким образом. Но это так, незло».

Молотов рассказал о том, как, путешествуя вместе со своими соратниками в направлении Черноморского побережья, Сталин вышел с ними из поезда на перрон, заполненный совершенно неподготовленными к встрече гражданами:

«Поезд остановился в Ростове-на-Дону. Было это в начале тридцатых, и с охраной еще не очень усердствовали. Из вагона вышел Ворошилов. Народ на перроне не ожидал явления наркома обороны и охнул от изумления: „Ворошилов!!!“ За ним вышел глава правительства, и еще более опешивший народ воскликнул: „Молотов!!!“ Ну, а когда на перроне появился Сталин, тут уж люди как бы сами собой выстроились и зааплодировали.

Сталин, как обычно, поднял руку, приветствуя и в то же время останавливая овацию. И когда шум утих, из тамбура показался замешкавшийся Буденный. И на перроне какой-то казачок воскликнул: „И Буденный, е… т… м!!!“

С тех пор, когда сталинское руководство собиралось вместе и появлялся Семен Михайлович, Сталин неизменно говорил:
— И Буденный, е… т… м!!!»

Светлана Аллилуева: «Папа других слов не находил…»

Недавно покинувшая этот мир дочь «вождя народов» Светлана Аллилуева вспоминала в своей книге «Двадцать писем к другу» о некоторых моментах, с которыми ей приходилось сталкиваться. Рассуждая о художественных вкусах отца, она отмечала, что одной из любимых его картин было полотно Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». И между делом отмечала, что сам ответ был для вождя чем-то вроде заклинания:

«Тут же висела, в рамке, под стеклом, репродукция репинского „Ответа запорожцев султану“ — отец обожал эту вещь и очень любил повторять кому угодно непристойный текст этого самого ответа…»

А вот когда юная Светлана сильно разгневала отца романом с кинодеятелем Алексеем Каплером (это был 1943 год), Сталин натурально обматерил и свою единственную дочку.

«Я никогда еще не видела отца таким. Обычно сдержанный и на слова, и на эмоции, он задыхался от гнева, он едва мог говорить: „Где, где это все? Твой Каплер — английский шпион, он арестован!“

Я достала из своего стола все… записи и фотографии с его надписями, которые он привез мне из Сталинграда. Тут были и его записные книжки, и наброски рассказов, и один новый сценарий о Шостаковиче. Тут было и длинное печальное прощальное письмо Люси (так дочь Сталина называла Алексея Каплера. — Прим. авт.), которое он дал мне в день рождения — на память о нем.

„А я люблю его!“ — сказала, наконец, я, обретя дар речи. „Любишь!“ — выкрикнул отец с невыразимой злостью к самому этому слову, и я получила две пощечины — впервые в своей жизни. „Подумайте, няня, до чего она дошла! — он не мог больше сдерживаться. — Идет такая война, а она занята !!!“ — и он произнес грубые мужицкие слова — других слов он не находил…»

Никита Хрущев: «Вы — турок!»

Никита Сергеевич Хрущев, который сменил Сталина сначала на посту главы КПСС, а потом и правительства СССР, запомнился гражданам нашей страны, да и не только ее, обилием идиоматических выражений, в том числе и негативной окраски. Народные «кузькина мать» или «мерзкий холуй» (это в адрес представителя Филиппин в ООН. — Прим. авт.) были лишь верхушкой айсберга.

И в СССР, и за рубежом Никита Сергеевич употреблял не самые приличные эпитеты. Как вспоминал много лет работавший с ним переводчик Виктор Суходрев, во время посещения Голливуда Хрущеву продемонстрировали канкан в исполнении американских кинозвезд. Когда его спросили, как ему понравились танцевальные номера, он ответил:

— В Советском Союзе мы привыкли любоваться лицами актеров, а не их задницами!

Выступления первого секретаря ЦК КПСС по телевидению собирали аудиторию, сравнимую с самыми популярными художественными фильмами и развлекательными программами. А на следующий день все обменивались впечатлениями: «Слышал вчера, что Никита-то бухнул?»

Большинство людей, работавших с Хрущевым, отмечали, что он в быту практически не использовал ненормативную лексику. Например, Алексей Сальников, который занимался вопросами бытового обслуживания первого секретаря и его семьи с 1956 по 1964 год, рассказал мне следующее:

— Главным ругательным выражением было слово «турок». Но его Никита Сергеевич мог сказать не каждому, а только человеку, которого он хорошо знал. А вот как-то раз в Завидове Хрущев с президентом Финляндии Кекконеном засиделись за столом в лесу, невдалеке от резиденции. Было уже поздно, стало темнеть. Я чувствую, что уже перебор. Никита Сергеевич зовет: «Алеша, Алеша!» Я подхожу и говорю: «Тут ничего нет, все в резиденции».

А цель была их в дом притащить, привести с улицы. Прямо-то ему не скажешь об этом. Тут он матом на меня как начал… Женщин, правда, вокруг не было, но финский президент присутствовал. Выслушал я эту тираду в свой адрес, но Хрущев с гостем пошли к дому…

Брежнев: «Сиди, дядя Леня, один и !!!»

Виктор Суходрев, восемнадцать лет работавший личным переводчиком Леонида Ильича, вспоминал, что тот иногда выражался достаточно крепко.

Однажды Суходрев сидел в кабинете генерального секретаря, когда тому позвонил другой секретарь ЦК, Андрей Кириленко. Он попросился в отпуск, а затем, как вспоминал переводчик, произошел следующий диалог:

— Ну ладно, поезжай. Да, кстати, тут Косыгин предлагает пленум провести по вопросам пьянства. Не знаю, не думаю, что это сейчас своевременно.
Кириленко, тогда второй человек в партии, немедленно соглашается:
— Да нет, не надо. У нас пили, пьют и будут пить.

Поговорив с Кириленко, генсек покачал головой и как-то отрешенно произнес:
— Да, ну и коллеги у меня: кто в отпуск, кто еще куда… А ты сиди один, дядя Леня, и мудохайся…

Я не могу точно определить происхождение слова «мудохаться», так к месту использованного Брежневым, но у многих его корень вызывает достаточно определенные ассоциации с не совсем приличными выражениями…

Заместитель начальника охраны Брежнева Владимир Тимофеевич Медведев вспоминал другую историю из середины семидесятых.
— На дачу в Завидово позвонил как-то Алексей Николаевич Косыгин. Брежнев в тот момент прогуливался, и дежурный офицер сообщил:
— Леонид Ильич вне связи.

Чуть позже Косыгин перезвонил и в шутливой форме рассказал о своей безуспешной попытке связаться. Получилось так, что вроде генеральный секретарь не захотел разговаривать с премьер-министром.

Сразу после разговора Брежнев вызвал начальника охраны Рябенко и устроил разнос: почему вы сталкиваете меня с людьми, стоящими у руля государства? Ваше дело не только физическая безопасность, но и взаимопонимание внутри руководства. Что за дубы у вас там дежурят на телефоне? Ну и добавил еще матерком…