Они не видели, не слыли
столь проницательными, но
всё, увидев, оценили:
уже потом, уже в кино…
Они себя считали чудом.
Ведь, субъективно, жизнь — чудна.
А посещающие чувства
решали функцией вина.
Вокруг кипело, угасало
и что-то уносилось в высь;
и мясорубя в пасти сало,
они, икая, ждали мысль.
Они себя считали Вестой —
богообразно в римский стиль.
По правде, это неизвестно:
а люди это ль, или сыпь?
Но жизнь они свою тревожа
запором и поносом зря,
ведь всё же чувствовали кожей —
где был закат, а где — заря.
Но проглядели: кудри пыли
не причесались на заре.
Они не видели, прослыли
всё потерявшими в земле.