Однажды в Новочеркасске…
Новочеркасск — город, известный во всем мире не только как столица Донского казачества, но и как место расстрела мирной демонстрации 2 июня 1962 года. Тогда акция новочеркасцев, требовавших улучшения условий жизни, стала первым в СССР массовым протестом против решения власти. Противостояние закончилось для демонстрантов трагически. Они даже не предполагали, что по безоружным советским гражданам могут открыть огонь…
Эти события не просто повлияли на судьбу нашего города и многих его жителей, но и жизнь всей страны. Как ни старались власти скрыть это происшествие, информация о нем все же просачивалась в другие города и даже за границу. Многие даже называют Новочеркасскую трагедию одной из главнейших причин смещения Хрущева.
К началу 1960-х годов в СССР сложилась тяжёлая экономическая ситуация. Весной и в начале лета 1962-го недостаток хлеба был настолько ощутим, что Хрущёв впервые решился на закупку зерна за границей. Огромные затраты на оборонную и космическую промышленность, вызванные гонкой вооружений, оставляли всё меньше средств на решение внутренних проблем страны. В результате стратегических недочётов правительства начались перебои со снабжением.
В конце мая 1962 года было решено повысить (под давлением колхозов) розничные цены на мясо и мясные продукты в среднем на 30% и на масло — на 25%, в газетах это событие преподнесли чуть ли не как «просьбу всех трудящихся», которые всё понимают и одобряют. Одновременно с этим на Новочеркасском электровозостроительном заводе дирекция почти на треть увеличила норму выработки для рабочих, в результате чего заработная плата резко снизилась.
Волнения в городе начались 1 июня, после того как правительство объявило о 30-процентном повышении цен на мясо и масло. Первая искра негодования вспыхнула на передовом тогда предприятии — Новочеркасском электровозостроительном заводе им. Буденного.
Возмущение повышением цен было вполне понятно: до этого руководство завода на те же 30% снизило зарплату, которая и без того не превышала 90−100 рублей. Рабочие сталелитейного цеха решили не приступать к работе, пока не поговорят об этом с начальством. После выдвинутого ультиматума в цех прибыл директор завода Курочкин, который предложил всем вернуться на рабочие места. Справедливые возмущения о несоизмеримости зарплат и подскочивших цен на мясо директор грубо парировал фразой, которая надолго обидой запала в сердца всех рабочих: «Если не хватает денег на мясо, ешьте пирожки с ливером».
После этих слов к работе уже никто и не думал приступать. Весть о стихийной забастовке быстро облетела завод. Один за другим останавливались станки, и рабочие разных цехов выходили на улицу, где уже вовсю шел стихийный митинг. Рядом горел большой костер из портретов Хрущева, сорванных в заводоуправлении. Тем временем заводской художник оформил плакат с главным требованием рабочих, который был прикреплен к опоре линии электропередачи. За четыре слова, написанных на плакате: «Мясо, масло, повышение зарплаты», — он впоследствии получил 12 лет лагерей.
Выступающие на митинге рабочие призвали к продолжению забастовки, а также решили направить делегации на другие заводы города и области. Звучали даже революционные призывы к захвату административных зданий и узлов связи в Новочеркасске. Очевидцем тех событий наиболее сильно запомнилось выступление одного из рабочих, который заявил, что не желает состоять в «такой партии», и в подтверждении своих слов порвал партбилет. Итогом же собрания стало решение идти на следующее утро в центр города демонстрацией.
Несмотря на призывы соблюдать спокойствие, разгоряченная громкими лозунгами толпа людей была уже неуправляема. Разрушив на своем пути заводские ворота, люди высыпали на площадь. Здесь заводчане перекрыли проходящую неподалеку от завода железную дорогу и остановили поезд Ростов-Саратов. Кто-то написал на одном из вагонов: «Хрущева на мясо».
Уже к вечеру в Новочеркасск стали подтягивать дополнительные силы внутренних войск, действиями которых руководил замминистра внутренних дел Ромашков, а уже утром в город прибыла группа, в числе которой были члены политбюро Анастас Микоян, Фрол Козлов и многие другие высокопоставленные представители ЦК и КГБ. На рассвете взяли первых зачинщиков забастовки, но это уже не могло остановить движение рабочих к зданию горкома.
Возможно, кровавых последствий и удалось бы избежать, не будь субботний день 2 июля рабочим. Люди пришли на свои рабочие места, где, собравшись, стали сливаться в огромную массу на главной аллее завода. Откуда-то появились красные знамена и портреты Ленина. В очередной раз выломав установленные за ночь ворота, люди направились в центр города.
По воспоминаниям очевидцев, народ шел стройными колоннами, над которыми неслось «Смело, товарищи, в ногу» и «Вставай проклятьем заклейменный». Со стороны многотысячное шествие больше напоминало первомайскую демонстрацию, однако лозунги здесь были совсем иными. По дороге в колонну вливались все новые потоки, среди которых было немало простых горожан, школьников и студентов. Большинство из них в людской поток толкало простое любопытство, которое впоследствии обернулось для многих смертями, тяжелыми ранениями и несправедливыми судебными формулировками.
Подойдя к главной городской площади, демонстранты ворвались в здание горкома, где они разбивали стекла, разбрасывали бумаги, срывали со стен портреты вождей и руководителей. Здесь же, на балконе горкома, расположились выступающие, которые требовали повышения зарплат, снижения цен на продукты и появления на площади Микояна.
Тем временем в город продолжали прибывать дополнительные силы МВД, дислоцированные в соседних Каменске и Ростове-на-Дону. До сих пор доподлинно неизвестно, от кого именно зависело окончательное принятие приказа о применении оружия, но трудно представить, что он был отдан без согласия Хрущева.
Примерно полсотни солдат внутренних войск, оттесняя от здания митингующих, прошли вдоль фасада и выстроились в две шеренги лицом к толпе. Сначала последовал предупредительный залп в воздух. Толпа отхлынула, но после того как кто-то выкрикнул: «Не бойтесь, стреляют холостыми», — вновь вплотную подошла к автоматчикам. Именно в этот момент началась стрельба по безоружной толпе. Стреляли на поражение, «одиночными».
В толпе началась паника и давка. Люди, не ожидавшие такого поворота событий, бросились с площади врассыпную. Только несколько десятков человек остались лежать в кровавых лужах. Сразу после расстрела на площадь пригнали несколько пожарных машин, которые смывали кровь с асфальта, а на следующий день городские власти распорядились организовать здесь вечер танцев для молодежи. Таким образом, они хотели заставить забыть новочеркасцев обо всем, что произошло накануне.
Но известие о расстреле демонстрации в мгновение облетело Новочеркасск. Стихийный протест разгневанных горожан продолжался вечером после расстрела. На площади у горкома КПСС можно было слышать призывы «добиваться своего» и даже «мстить за убитых». Так, Н.И. Бугайчук, осужденный впоследствии за участие в беспорядках, призывал солдат к неповиновению и уничтожению офицеров, а также провоцировал толпу убить одного из офицеров, который якобы отдавал приказ о расстреле.
Ожидалось, что перед собравшимися выступит сам Микоян, однако его воззвание к народу «образумиться» люди услышали только по радио. Его речь сопровождалась требованиями людей о снижении цен на мясо и масло. После объявления комендантского часа толпу разогнали силами военных и милиции.
На следующий день, в воскресное утро 3 июня, еще рано было говорить об окончательном налаживании привычной городской жизни. Некоторые участники волнений продолжали использовать активные формы протеста. Например, один из впоследствии осужденных, А. Зайцев, ходил по городским улицам и (исходя из обвинительного заключения) «бесчинствовал, угрожал военнослужащим и работникам милиции расправой, препятствовал продвижению военных машин».
Буквально на каждом шагу можно было наблюдать другие «хулиганские проявления». По-прежнему не сдавались забастовщики электровозостроительного завода. Утром 3 июня они пришли на работу, а затем небольшими группами снова двинулись к месту вчерашнего побоища. К полудню у здания горсовета снова стала собираться толпа, но, наученные горьким опытом, новочеркасцы уже боялись давать выход своим эмоциям.
Все последующие дни стали настоящим испытанием для тысяч новочеркасцев, опасавшихся ареста и молящих бога о том, чтобы в дни волнений их не заметили многочисленные соглядатаи в штатском и фотографы КГБ. В это время партийные чиновники решали судьбу взбунтовавшегося города. Особо горячие головы даже предлагали выселить всех жителей Новочеркасска по стопам депортированных народов — в Среднюю Азию.
Пока решалась судьба горожан, в Новочеркасске и других городах Ростовской области по-прежнему сохранялась напряженная обстановка. Спустя десять дней после волнений среди корреспонденции органы обнаружили ультиматум, подписанный неким «Народным комитетом». В нем содержалось требование допустить родственников к раненым и указать место захоронения трупов. В противном случае авторы документа грозили сообщить о расстреле иностранным державам.
Между тем власти особо опасались утечки информации не только за границу, но и за пределы города. В Новочеркасске работало несколько пеленгационных машин на случай попыток радиолюбителей передать о кровавых событиях за рубеж. Вскрывалась вся почта, отправляемая из города. Делалось все возможное, чтобы полностью перекрыть утечку информации о расстреле в Новочеркасске
Но, несмотря на все старания властей, информация все-таки просачивалась. В ряде городов области и в самом Ростове, расположенном в часе езды от Новочеркасска, одна за другой появлялись листовки «антисоветского настроения». Вот текст одной из них, написанный, как потом было установлено органами, шлифовальщиком Зерноградского механического завода:
«Не может так продолжаться дальше. Не можем же мы со спокойной и черствой душой отнестись к этим грубым, ничем не оправданным попыткам правительства задушить голос нашего народа. Они же боятся своего смелого и правдивого русского народа не меньше, чем отцов и дедов наших царь Николай I».
Еще долго на улицах Новочеркасска и в цехах электровозостроительного завода сотрудники КГБ находили листовки протеста и надписи на стенах с угрозами в адрес начальства и лозунгами типа: «Да здраствует Новочеркасское восстание!» Трагическим итогом этого восстания стало 33 погибших и около 90 раненых.
Из 122 задержанных во время волнений — семеро были осуждены за бандитизм и получили расстрел. Большинство получили сроки от 10 до 15 лет за участие в массовых беспорядках, и лишь единицы сели за хулиганство. Прибывающих в лагеря заключенных сразу окрестили «декабристами из Новочеркасска».
Сегодня все погибшие и несправедливо осужденные полностью реабилитированы. В 1996 году президент РФ подписал Указ «О дополнительных мерах по реабилитации лиц, репрессированных в связи с событиями в Новочеркасске в июне 1962 года». Из числа пострадавших в тех событиях в Новочеркасске сейчас проживает 16 человек.
Спустя 40 лет после расстрела новочеркасской демонстрации на территории мемориального комплекса, где погребен прах невинно убиенных, состоялось открытие памятника-обелиска, выполненного в форме расколовшейся плиты в знак пошатнувшейся веры в советскую власть. Внутри помещен распускающийся цветок — символ веры в новую Россию и надежды на то, что подобное больше никогда не повторится.
Был один, который не стрелял.
Но именно Новочеркасск дал один из первых известных примеров того, что честный (от слова «честь») офицер может (на самом деле — должен!) отказаться от исполнения преступного приказа.
Когда утром стало известно, что многотысячная демонстрация с красными знаменами, цветами и портретами Ленина направляется от завода в центр к зданию горкома партии, мотострелкам отдали приказ — не допустить прохода демонстрантов по мосту через реку Тузлов. Заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом генерал Матвей Кузьмич Шапошников получил приказ атаковать толпу танками. «Не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками», — ответил генерал.
Когда спросили генерала, что было бы, если бы он подчинился приказу, и танки, стоявшие на мосту через реку Тузлов, атаковали толпу. Он ответил: «Погибли бы тысячи».
На этом его военная карьера закончилась.