Танкисты спят. Уснул весь танкодром.
Уснул комбат, — щека в машинном масле…
Танкисты спят, — а рядом, за бугром,
стальные танки в лирике погрязли.
И всяк из них — не крупповских кровей,
всяк в доску наш — стандарт славянской чести!
Над рощей песню тянет соловей,
и танк свой хобот вытянул вдоль песни.
А песня где? Сам черт не разберет, —
она-то в лоб, то — развернется боком…
И вслед за ней счастливый пулемет
ведет одним своим смертельным оком.
…Как соловей неистово гремел!
Он брал за горло злобу-недотепу,
он даже танки высмеять посмел
за то, что вдрызг замызгали Европу…
Он пел свободу, братство и любовь,
и христианства краешком коснулся…
и крайний танк нахмурил пушку-бровь,
припомнил бой, и пролитую кровь,
на звездах кровь, на гусеницах кровь…
…И тут комбат испуганно проснулся…
Он жалость к ближним в детстве схоронил,
и черным злом в душе засеял пашню…
Он обстановку мигом оценил
и шустро юркнул в танковую башню.
И вздрогнул танк не крупповских кровей!
Блеснул огонь — безжалостно оранжев!
…Ах, соловей! Зачем ты, соловей,
не смолк хотя б одной минутой раньше!