Однажды в порыве откровенности моя подруга Жанна показала мне фотографию. С нее на меня смотрела какая-то страшная женщина.

Я спросила:
— Это твоя родственница? Есть сходство.

Жанна рассмеялась:
— Нет. Это я. Что, не слишком похожа?

Я недоверчиво покачала головой:
— Ты, наверное, была очень больна? Рак?
— He-а. Ну, слушай.

Тебе уже ведь известно, что я не всегда была богатой и успешной. Мамочка и папаша были хиппарями — так назывались в те годы тунеядцы и любители запрещенных веществ. Среда, как ты понимаешь, очень сильно влияет на человека. Я с детства была вот в этом всем. Тоже пошла по «творческой» дорожке. Жила в сквоте, когда свалила от родителей в 16 лет. Какой только шушеры я не перевидала! В этой среде были остромодными всякие этнические штуки. Цыганистые вещи, фенечки, браслеты, амулеты. Мы с друзьями часто шлялись по блошкам и развалам, выискивали среди барахла интересные вещицы.

И однажды я набрела на старого мужика, который торговал всяким хламом. Среди прочего на прилавке лежала бусина-кулон на кожаном шнурке. На ней был выгравирован какой-то символ. Я стала спрашивать у старика, что это значит. Он пожал плечами:
— Откуда я знаю? Эту бусину моя внучка нашла у бабки, нашей соседки Агриппы. Бабка померла, ее комната нам отошла. Вот, решил продать.

Цена была маленькой, я купила украшение и повесила на шею.

Однажды, проснувшись, увидела на подушке целую прядь моих волос. Я кинулась к зеркалу — за ночь я облысела наполовину. Пошла к врачам. Но они отказались меня лечить — у меня не было документов. Возвращаться мне было некуда. Квартиру родители профукали, и от них самих уже год не было никаких известий. Дальше — больше. Кожа на лице и шее покрылась струпьями. Не чесалась, не беспокоила. Просто выглядела отвратительно. В сквоте на меня начали коситься.

Вскоре ко мне подошел наш главный по сквоту, Ладо, и сказал:
— Жанна, ребята шепчутся, что ты заразная. Может, спидозная?

Я вспыхнула:
— Ты же знаешь, что я только с тобой была!

Ладо смущенно опустил глаза:
— Ну, когда это было… Короче, Жанна, тебе надо съехать!

И это говорил мне человек, который привечал вшивых полубомжей! После злости накатило отчаяние:
— Кто же мне сдаст-то жилье, ты посмотри на меня.
— Есть вариант. Кто не смотрит — тот и сдаст. Ты там не пугайся — Лидия с приветом, но бабка ничего. Только ты морду замотай и ко мне близко не подходи.

Я скривилась, словно от удара. Но какие у меня были варианты?

Ладо привел меня к квартире в старом доме. Позвонил в дверь. Послышались шаркающие шаги, бормотание, дверь открылась. На пороге стояла баба-яга — с бородавкой на крючковатом носу, с проваленным ртом и торчащим из него зубом, с иссохшим лицом — кожа плотно обтягивала череп. Она уставилась на нас бельмастыми глазами, и я поняла: слепая.

Бабка с минуту постояла молча, принюхиваясь. Потом проскрипела:
— Что надо, проходимец?
— Вот жиличку тебе привел. Хорошая девушка.
— Чую, что хорошая. Только забедовала, несет от нее гнилью могильной.

Я вздрогнула. А Ладо засмеялся:
— А чего тебе, Лидия, могилы бояться? Ты и так там одной ногой стоишь! Тебе уж сколько, 100 лет?
— 101! Девку оставляй, а сам проваливай. От нее хоть могилой несет, а от тебя дерьмом. Оно хуже! — и захохотала.

Бабка буркнула:
— Чего стоишь, проходи. Денег мне с тебя не надо, будешь мне по хозяйству помогать. Моя последняя помощница как раз недавно съехала. У нее теперь другой путь, другие уроки.

Я послушно прошла за бабкой. Хотя и очень боялась ее. Лидия словно почуяла мой страх:
— Ты не глазами смотри — сердцем. Не бойся внешнего — бойся того, что внутри. Вон, твой Ладо — снаружи красавчик. А внутри дерьмо. Так ведь?

Странная бабка словно читала меня. Я прибралась в квартире, приготовила ужин, накормила Лидию. И мы разошлись по комнатам. Я не могла уснуть. Слушала, как Лидия бродит по комнате, что-то бормочет. Пахло чем-то сладковатым, одуряющим.

Меня стало клонить в сон, и вдруг дверь распахнулась. Я чуть не закричала — на пороге стояла Лидия, подсвеченное горящей свечой лицо было таким страшным, словно сама смерть за мной явилась. Лидия сказала:
— Я ее чую. Навью кость. Где она?
— Я вас не понимаю, какая кость?

— Навья кость — значит могильная. Навь — по ту сторону жизни, это владения смерти. Навья кость — страшной силы вещь. Ведьмин амулет. Вытачивается из кости умершей ведьмы. Она используется черными колдунами — и то редко, боятся они. Я только одну такую ведьму знала, Агриппу. Она свою навью кость из бабкиной косточки сделала. В виде бусины. Бабка ее сильной ведьмой была. И большой сволочью. Как и Грипка. Разошлись наши дорожки давно, не знаю, что с ней.

И тут я похолодела: ведь тот дед на развале назвал имя умершей старухи — Агриппа. Совпадение? Много ли ты встречала Агрипп? Вот! И я ни одной. Даже имя и то однажды слышала.

Я вскочила с кровати, вынула из шкатулки с безделушками костяную бусину. Дала Лидии. Она пощупала ее, понюхала:
— Точно, Грипкина. У нее знак был особый, магическая печать. Вот он на этой бусине и есть. Откуда она у тебя? Ты не Грипкина кровь, у нее был другой запах.

Тогда я и рассказала Лидии, откуда у меня эта бусина.

— Померла, значит, ведьма, — констатировала Лидия. — А навья кость вот тебя нашла. В ней, кстати, сила большая и темная. Ты долго ее носила?
— Долго.

Лидия покачала головой:
— Вещи колдунов вообще нельзя брать. Всякие дураки нацепляют на себя непонятные цацки, не интересуясь их происхождением. А потом вот лысеют, паршивеют да и вовсе помирают. Как ты.
— Откуда вы знаете про лысину и паршу?
— Ты вроде не глухая и не дурочка. А не слышишь ничего. Говорила же я тебе: смотри не глазами. Ты за бусину заплатила. Если принадлежавшая ведьме навья кость подарена — и не с дурными намерениями, то вреда не принесет. А вот если куплена или украдена — жди беды.

Я подарила бусину Лидии, и вскоре кожа моя стала очищаться, а волосы — отрастать. Ладо, сам того не зная, сделал мне царский презент, сведя меня с Лидией.

Она не только спасла мое тело, но и исцелила душу. Благодаря ей я избавилась от страсти к бродяжничеству, от мусора в голове и нашла свое призвание. Через год мы расстались с Лидией — у нее появилась новая жиличка. А я больше в ней не нуждалась — так она сказала мне на прощание. Лидия умерла 20 лет назад, прожив почти 105 лет. Я часто хожу к ней на могилу и всегда вижу живые букеты с записочками. И постоянно от разных людей, ее воспитанников, которым Лидия подарила новую счастливую жизнь…

Жанна замолчала, глаза ее заблестели. Она отвернулась, потом тряхнула головой и весело сказала:
— Лидия ненавидела слезы. Она считала, что ими горю не поможешь. Только глаза угробишь. А глаза все-таки нужно беречь, хотя они и видят меньше души.

Так мне Лидия говорила.