Мир стал мягче, слегка добрей,
Толерантней к годам минувшим,
Люди стали чуть-чуть мудрей,
Люди стали намного лучше.
Видно слеп я, и глух и нем,
Часто слышатся рассужденья,
Что, мол, колокол плачет по всем,
Кто погиб на полях сражений.
Мол, звенят их колокола
По гниющим в болотном торфе,
По сержанту из-под Орла,
И по юнкеру из Дюссельдорфа.
Мол, у каждой семьи печаль,
Мол, достаточно войн и злости…
Только юнкера мне не жаль,
Ни души его и ни кости.
Это он шёл, чеканя шаг,
Убивая, круша, калеча,
Это он водрузил свой флаг
Средь кровавых людских увечий.
Это взрывы его гранат
Разрывали солдат и танки,
Это он убивал Ленинград,
Так что юнкера мне не жалко.
Это он, превращая в тлен,
Жёг младенцев в печах Дахау,
Мне не жалко его совсем,
И его безутешную фрау.
Время лечит и вас, и нас,
Но не тихнет души хвороба…
Я убил бы его сто раз,
Если б юнкер восстал из гроба.
Мир стал мягче, добрей на вид,
И нежней и сердца, и лица…
Но мой колокол не звонит
По насильникам и убийцам.