Настя Свиязова познакомилась с Алексеем полгода назад в картинной галерее, где была с мамой. Мама отстала, а они остановилась у очередного живописного полотна, обменялись взглядами и чуть не рассмеялись от взаимной схожести. И более не расставались, понимая, что их свела судьба. Выглядели они действительно как близнецы: высокие, стройные, с удивительно светлыми, словно льняными, слегка волнистыми волосами, оба синеглазые, чертами лица похожие. Никто потом не верил, что они — не брат и сестра, и в шутку говорили, что от них пойдёт новая порода.
Но все прогнозы не сбылись из-за неудержимой ревности, когда Настя поссорилась и рассталась с Алексеем, опоздавшим на свидание. Не дождавшись его, она решила вернуться домой, но увидела у метро как он мило разговаривает с крашеной девахой. Заметив Настю, Алексей не сразу подбежал к ней, а когда запоздало спохватился — она уже не могла смотреть в его сторону. Поэтому все его бестолковые и смешные объяснения, что, мол, встретил одноклассницу, она демонстративно отвергла. Ничего подобного за Настей прежде не наблюдалось, все говорили, что они созданы друг для друга. И вот такой поворот. Более всего было обидно оттого, что именно сегодня она хотела сообщить о своей беременности. Поэтому до конца не выслушав Алексея, чтобы не расплакаться, юркнула в метро, а когда он попытался догнать, осекла:
— Перестань ходить за мной!
Прошло всего два дня, и она пошла на свидание с Максимом. Они жили в соседних домах и учились в одной школе. Потом она поступила в университет, а он выучился на механика — осуществил мечту, с детства занимаясь мопедами, мотоциклами — всем тем, что было с мотором и на колёсах. И почему-то всегда стригся под ноль, что делало его ещё более похожим на увесистый камень-голыш. Несколько лет, наверное, не виделись, а тут случайно встретились, разговорились. Вернее, она сама заметила его на другой стороне улицы, перебежала её, споткнувшись о поребрик, и, поздоровавшись, нахально спросила:
— Что завтра вечером делаешь?
— Пока не решил.
— Рванём в киношку?!
Она знала, что поступает назло Алексею, даже назначила свидание недалеко от его места работы, заканчивая свою на полчаса раньше, и этого полчаса вполне хватало, чтобы «засветиться» с новым поклонником. И Алексей действительно увидел их вместе, но прошёл мимо, не показав ни ревности, ни хоть какого-то малюсенького внимания. «Ах, так! — вспыхнула она. — Значит, ты только и ждал случая, искал причину, чтобы расстаться. Значит, теперь не нужна стала?» От размышлений, не проходившего волнения она даже не запомнила содержание фильма, а когда ехали домой, согласилась зайти к Максиму попить чаю.
— Идём навёрстывать то, что в школе не успели?! — глядя в глаза, нахально спросил он, когда зашли в лифт.
Хотя откровение остудило, на всё равно с Максимом ей было легко. Наверное, потому что знала его давным-давно. От этого и разговор шёл как по маслу. К тому же им никто не мешал — его родители, оказалось, уехали в отпуск, и это удачное обстоятельство раскрепостило Настю. Она даже немного выпила вина, после которого посмотрела на Максима совсем по-иному. Как — она и сама не знала, но Максим её понял по-своему и уговорил остаться, пообещав, что ничем не обидит. Она позвонила маме, сказав, что заночует у подруги. Позвонила и поняла, что делает что-то не так — скверно, обидно, прежде всего, для самой себя.
Настя хотя и ночевала у Максима, но спали они в разных комнатах, и как он ни пытался перебраться к ней, она не позволила. В конце концов, он рявкнул от обиды:
— А зачем тогда притащилась? На нервах играть?
— Могу уйти.
— Не валяй дурака, спи. Дождь на улице, — окончательно расстроился он и сердито хлопнул дверью.
Была мысль действительно уйти самой, но что скажет дома: «подруга» не приняла? Поэтому долго не могла заснуть, ругая себя и нехорошо вспоминая Алексея, из-за которого и попала в это дурацкое положение. Не спалось ещё из-за того, что обманула маму, хотя никогда прежде не обманывала — пугливую, святящуюся чистотой. Её звали Галиной, но Настя называла мамой Галей, как будто была какая-то другая мама. Но так уж с детства привыкла.
Мама Галя, конечно, всё высказала на следующий день, быть может, впервые засомневавшись в честности дочери.
— Даже если не у подруги — что это меняет. Я вполне взрослая, мне двадцать четыре, окончила университет, работаю, теперь и личную жизнь пора устраивать. Ты против этого? — прямо спросила Настя.
— А что отцу обещала перед его рейсом? Забыла?
— Нет, не забыла. Обещала, что дождёмся его из плавания и тогда распишемся с Алексеем.
— Ну и что ты теперь скажешь ему?
— Скажу что-нибудь…
— А он вчера, между прочим, звонил, хотел с тобой поговорить, но ты же у «подруги» гостила! Да так крепко гостила, что даже мобильный отключила.
Настин отец с молодости ходил на судах торгового флота, дослужился до старпома — это хорошо, но что подолгу не бывал дома — это всегда навевало грусть. Но все к этому привыкли: и жена, и дочь. Научились терпеть, только всякий раз очень скучали. И вот теперь, услышав про отца, Настя перепугалась и попыталась узнать правду:
— Так и доложила?
— Зачем волновать, если ему ещё два месяца по океанам болтаться. Сказала, что на концерт с Алексеем пошла. А ты, видно, куда-то по другому адресу завернула. Подруга какая-то появилась! Или всё-таки у Алексея была?
— Поссорились мы с ним.
— А зря. Мне он очень нравится: приятный внешностью, обходительный, умный. Из-за чего ссора-то?
— Не знаю.
— Так не бывает. То полгода глаза друг с друга не сводили, а то сразу «не знаю». А ты обязана знать, если считаешься невестой! Чего молчишь?
Мама Галя могла говорить на тему взаимного уважения и доверия бесконечно, приводя веские, как ей казалось, доводы, но Настя словно окаменела. Да и чего она могла сказать, если самой сделалось не по себе. Ведь к этому время обида на Алексея прошла, ей очень хотелось знать, вспоминает ли, думает ли он о ней. А тут ещё нотации читают. И Настя своим молчание показала к ним небрежение. Тогда и мама Галя перестала обращать внимание, а Насте очень хотелось, чтобы она выслушала её по-настоящему, пожалела без лишних слов, прижала к себе. Ей и этого бы хватило, чтобы ощутить тепло и внимание. Но мама Галя неожиданно холодно сказала, когда дочь наревелась:
— Ужин сама разогреешь!
— Не хочу… — отговорилась Настя и почувствовала, что от упоминания о еде её замутило. Она знала, что на ранних сроках часто бывает тошнота, слабость и подумала: «Неужели и у меня началось?»
Это состояние стало мучить постоянно, и Настя понимала, что совсем скоро ей придётся объясняться перед мамой Галей, потом перед отцом. И что она им скажет. Особенно отцу. Он, конечно, понятливый, поворчит-поворчит и перестанет, хотя сперва перца задаст — в этом и сомневаться не надо. «Что, — спросит, нахмурив мохнатые соломенные брови, — только отец за порог, и мать сразу не указ?!» И что ответить ему, как объяснить, что полгода встреч с Алексеем что-то да значат. Если сперва ни о чём не задумывались, то потом стали мечтать о свадьбе. Даже договорились, что подадут заявку на начало сентября — на то время, когда вернётся из плавания её отец.
Но теперь она ничего не могла сказать определённого, ходила по привычке в коммерческую фирму, где работала экономистом, и где ей совсем не нравилось, возвращалась домой — и всё одна и одна. Как-то встретила Максима, но он равнодушно прошёл мимо, даже не попытался заговорить. Это и хорошо. Зачем он ей, если она по-прежнему ждёт Алексея, хотя и не знает, что надо сделать, чтобы он простил ей глупую ревность.
От тоскливых мыслей, переживаний она не знала, как жить дальше. Исхудала, пожелтела, даже позеленела. Когда в очередной раз собрались вечером, и Настя побежала при маме Гале в ванную с приступом тошноты, она это заметила, а едва дочь отдышалась, твёрдо сказала:
— Я давно догадывалась! Ты беременна?
— Да…
— И кто же он, будущий папаша?
— Алексей, кто же ещё.
Мама Галя округлила и без того большие глаза, прихлопнула ладошками:
— Батюшки мои, что творится-то! И где же он, твой Алёшенька? Что-то давно не видно. Или испугался?
— Ничего не испугался. Это я виновата — приревновала его зачем-то.
— Ревность — это полбеды в твоём положении, как бы что-то другое не было поводом. У «подруги» ночевала в отместку, что ли?
Настя промолчала, проглотила слёзы и, закрывшись в комнате, рухнула на кровать и отвернулась к стене, готовая разреветься. И хорошо, что мама Галя более не стала донимать вопросами. Зачем они, чем помогут в такой момент, когда она сама не знала, как быть, что далее делать. Поэтому пустила всё на самотёк и в этот вечер, и во все последующие дни.
К середине августа Насте полегчало, хотя она и замечала в себе значительные перемены: чувствовала, как увеличились груди, уплотнился живот, ей даже казалось, что она поправилась, хотя постоянно переживала. По совету мамы Гали она встала на учёт в консультации — чего уж таиться, если вот-вот всем всё будет очевидно, и более или менее успокоилась, стала воспринимать беременность и расставание с Алексеем состоявшимся фактом. Значит, ей на роду написано испытать такие переживания. Хотя и догадывалась, что они по-настоящему начнутся, когда вернётся из плавания отец. Если с мамой можно поговорить доверительно, по-свойски, даже теперь на равных, то отец не будет сюсюкаться, а что-нибудь сказанёт — будто кипятком ошпарит.
Но через некоторое время она и с этим смирилась и подзабыла о надвигающихся событиях. Зато не забыла об Алексее, о том, что он ходит где-то рядом, быть может, ездит в одном вагоне метро. Настя иногда вглядывалась в пассажиров, пытаясь в толпе разглядеть шевелюру Алексея, но так и не увидела. Была мысль позвонить, но это было выше сил. Ему бы самому догадаться, проявить находчивость и вспомнить о ней, а она попросила бы тогда извинения. И сделала бы это легко, если её ревность теперь казалась незначительным, даже смешным эпизодом, а поведение Алексея — поведением невинного голубя. Но как теперь свои мысли и переживания донести до него. Как?
Она не находила ответа, но однажды решила съездить к его работе, дождаться, когда он выйдет из дверей научного института, где работал в конструкторском отделе. Что будет потом — не представляла: то ли он подойдёт и возьмёт за руку, посмотрит в глаза, то ли она сама издали понаблюдает за ним и этим утешится, а то уж месяц не видела. Конечно, она могла в любой момент позвонить, но было невозможно стыдно, и она не знала, как победить этот стыд, особенно, когда вспоминала Максима. Надеялась, что Алексей никогда не узнает о её похождении, а втянулась в него из желания сделать назло. И в кино ходила назло. Мол, тебя ждала, дорогой Алёша, а ты даже не позвонил. И теперь не думаешь звонить. А как мне жить, когда очень-очень хочется поделиться новостью, тебе небезразличной.
Так она себя накрутила, так воспарила в мыслях, пока ехала к нему, хотя ехать-то всего две остановки на метро. Она приглядела место недалеко от его института, встала за деревом и почувствовала, как колотится сердце. И вот он вышел — родной, любимый, замелькал красной ветровкой, и цвет её замечательно смотрелся с льняными кудрями. Он шёл к метро, и они волновались в такт шагам. Прежде чем завернуть за угол, Алексей оглянулся, словно кого-то искал. Настя к этому время покинула место засады, и он вполне мог увидеть её, но, значит, не увидел. Иначе бы подошёл. Немного постояв, она тоже поплелась к метро — расстроенная, еле живая, но всё-таки надеясь, что они когда-нибудь обязательно увидятся и помирятся.
Настя всю неделю ездила к его работе, наблюдала за ним издали, и всякий раз она не могла переломить себя и подойти, что-то сказать. Уж чего, казалось бы, проще: окликни, покажись! Но где взять сил, и она решила, что не суждено ей дождаться этого радостного мгновения — теперь её удел заботиться о ребёнке и о самой себе.
Но в понедельник вновь поехала на знакомое место, присела на лавочку и достала книгу. Делала вид, будто читает, а сама поглядывала на двери. В какой-то момент не поняла, что произошло, когда кто-то напал сзади и закрыл ладонями глаза. Она вырвалась и… увидела белозубо улыбающегося Алексея.
— Пройдёмте, гражданка Свиязова, вы задержаны! — сказал он строго, будто полицейский: — Шпионите за мной?!
Она поднялась, не зная, что сказать Алексею, лишь ткнулась ему в плечо и неожиданно расплакалась. Алексей молчал, а она, промокнув платочком слёзы, спросила:
— Откуда появился-то?
— Оттуда, — указал куда-то за угол здания… — Ещё на прошлой неделе заметил тебя. Думал, сама подойдёшь. Все выходные ждал звонка, а потом решил: если в понедельник не придёшь — позвоню. А сегодня выглянул перед уходом в окошко — ты опять на посту. Почему-то сразу захотелось разыграть, и вышел через другую проходную… Ну, а теперь рассказывай! — попросил он и вздохнул.
— Чего рассказывать-то, поехали домой. Мама Галя вскоре с работы вернётся.
— Тогда надо торт купить. Чего же с пустыми руками являться.
— Около дома и купим. У нас всегда свежие.
Так и сделали: вышли на «Выборгской», заглянули в магазин, выбрали шоколадный бисквит. Потом — домой. Когда оказались в парадном, остановились и долго-долго целовались.
Дома Настя принялась расставлять тарелки, разогревать суп и котлеты, а тут звонок в дверь. Открыла — на пороге мама Галя. Взглянув на постороннюю обувь, сразу спросила:
— Ты не одна?
— Алёшу пригласила…
Мама Галя улыбнулась и подняла вверх большой палец, приглушённо спросила:
— Хотя бы накормила гостя?
— Разогреваю… Мой руки — вместе поужинаем.
Собирая на стол, Настя раскраснелась, ловко суетилась в кухне, а когда всё расставила, позвала:
— Ну, что, друзья, кушать подано! — и радостно взглянула на Алексея.
Смотрела и потом во все глаза, и чувствовала, как славно делается на душе, когда рядом тот, о ком долго переживала, тосковала и даже страдала. Оказалось, чтобы прекратить эти мучения, всего-то надо первой подойти, перебороть себя. И тогда сразу забудутся все печали, всё плохое, что иной раз натворишь при затмении ума. Понятно, что это затмение быстро не пройдёт, ещё долго будет тяготить душу. И оставалось лишь сожалеть, что былые ошибки очень сложно исправить.
Поужинав, Алексей пробыл у Насти весь вечер, а когда собрался домой, она проводила до лифта и поцеловала:
— Звони!
Вернувшись в квартиру, Настя опустилась на диван, задумалась, вспоминая встречу с Алексеем, разговор с ним, его взгляды, улыбки, поцелуи. Казалось, что они и не расставались.
Подошла мама Галя, спросила:
— Рассказала о ребёнке?
— Не успела, да и не хотелось ошарашивать.
Она не стала жаловаться и объяснять, как будет тяжело сказать, пусть и радостную новость. Услышав её, Алексей может подумать, что она нашла его вновь только из-за этого. Ну, так и есть — из-за этого, конечно, а ещё из-за него самого, понимая, что с ним ребёнок принесёт двойную радость.
Настя рассказала о нём в конце недели, усадив Алексея на той самой лавочке, где теперь всегда дожидалась его.
— Не знаю, как отнесёшься к новости, но хочу тебе сказать, что жду ребёнка! — и напряжённо посмотрела ему в глаза, ожидая реакции.
— Серьёзно?! А чего же раньше молчала?
— Ты же пропал!
Алексей прижал её к себе, поцеловал и спросил:
— Мама знает?
— Конечно.
— Ну, и хорошо. Сегодня своим родителям скажу. Когда заявление подадим?
— Подать-то недолго, но прежде надо папу известить.
Выйдя через несколько дней на связь с мужем, всё рассказав и получив от него «добро», мама Галя сама погнала молодых в загс:
— Хватит за ручку ходить. Папа через три недели приходит, надо так подгадать, чтобы и он попал на свадьбу.
Они подали заявление и продолжали чувствовать себя настоящими влюблёнными, жившими ожиданием большого счастья. Встречались каждый день, поэтому мама Галя как-то сказала Алексею, когда он, поужинав, собрался домой:
— Оставайся, Лёша, у нас. Только своим позвони, чтобы не волновались.
Через три недели они накупили цветов и втроём поехали в Морской порт встречать старшего Свиязова. К этому дню похолодало, с залива хлестал сердитый ветер, но настроения он не портил. Настя надела кофту, ветровку цвета морской волны, скрывшую слегка выпиравший животик, — в такой одежде любой ветер не страшен. Мама Галя, работавшая в порту бухгалтером, накануне навела справки и знала точное время прибытия теплохода, выглядела именинницей в приталенном бежевом плаще и легко развевающимся на шее сиреневом платке. Алексей был в тёмно-синем костюме, словно под цвет глаз, и выглядел настоящим женихом. Они шли к причалу, а над ними кувыркались светло-серые чайки, мелькая красными клювами и лапками.
Увидев магазин, Настя попросила:
— Подождите, забегу на минутку!
Вернулась она с булкой.
— Это-то зачем? — удивилась мама Галя.
— Пока теплоход пришвартуется, пока то да сё — будем с Лёшкой чаек кормить. У них ведь сегодня тоже праздник! — с настроением сказала Настя и широко улыбнулась.