Март укутан в запахи тумана —
резок,
упоителен и свеж,
носит аромат «Dolce Gabbana»
самой безыскусной из одежд.
Лёгкий флёр,
накинутый на плечи,
тает в синих сумерках, как дым.
В запах твой одет весенний вечер —
с тем, чтоб незаметно стать моим.
Сдавшись мне побуквенно, приватно,
тёплым поцелуем жечь плечо,
в гулкой полутьме кинотеатра
рвать капрон фантазий
и ещё
тайно присягать подолу юбки
в сумрачном закадровом бреду,
зная, что смелеющую руку
вряд ли я небрежно отведу.
Вряд ли я сумею урезонить
пышущий желаньем пьяный Март…
Кто теперь нам сможет не позволить
стонами смущать последний ряд?
В каждом из героев на экране
видеть невзначай своё лицо…
Только что мой пальчик безымянный
пойман был во тьме твоим кольцом.
Нежно заклеймён, запатентован,
именем сакральным наречён,
в пику нашим ангелам безмолвным,
дружно уплетающим попкорн —
яростным крылатым киноманам,
сходу не въезжающим в сюжет:
Как же это —
перстень обручальный
тайно без согласия надет?
Вечер двадцать пятым, скрытым кадром
вынес сокрушительный вердикт:
пусть коварный дьявол носит Prada —
вряд ли он кого-то обольстит…
Грех тягаться брендами нарядов
с тем, кто одевает аромат,
кутаясь в парфюм «Dolce Gabbana»
курит… и идёт в последний ряд…
Здесь теперь не сумрак закулисья —
здесь отныне сцена, и постель…
Грешницу разыгрывая в лицах,
ноги развела Эммануэль.
Вмиг экран и зрители исчезли,
канул в темноту огромный зал…
Титры…
я почти сползаю с кресла
в кадре, предваряющем финал.
Сжав твою ладонь, встречаю стоном
сладкую, запретную волну…
Ангелы покончили с попкорном,
дав добро влюблённым на весну.